Мэрилайл Роджерс - Воспевая утреннюю звезду Страница 7

– Но, конечно, ваша мать и ее подруги редко обременяли вас подобными просьбами?

Лицо Адама превратилось в холодную бесстрастную маску, нежное выражение исчезло с лица, как будто в солнечной комнате захлопнули ставни.

Ллис не поняла, что именно – ее неуместное любопытство или упоминание о брате – стало тому виной, но она сцепила руки, размышляя, как бы загладить неумышленную обиду.

Ругая себя за то, что затронул больное место и поделился таким глубоко личным, Адам решил никогда больше не давать Ллис возможности вернуться к этой теме. Чтобы отвлечься, он вернулся к своему вопросу:

– Так, значит, только одна дочь Вулфа заболела этой загадочной болезнью?

В те времена редко встречались болезни, поражавшие одного человека, а не группу людей, но именно они считались самыми тяжелыми, иногда приводящими к смертельному исходу.

– В Трокенхольте все здоровы. – Ллис понимала, почему этот грозный человек так подробно ее расспрашивает, но очень неохотно отвечала на его вопросы, поскольку болезненно воспринимала затронутую тему. Она решительно продолжала: – Более того, уходя за цветами, которые мы с Бриной нарвали и оставили сушиться на полянке в лесу неподалеку от дома, Аня весело смеялась и прекрасно себя чувствовала.

Ллис сделала вид, что не замечает насмешливо прищуренных глаз Адама. Очевидно, ему показалось глупым их решение нарвать цветы и оставить их на поляне. Она с трудом сдержала раздражение, которое он так легко вызывал в ней своими насмешками. Но она никоим образом не могла ему объяснить, что если оставить сорванные цветы там, где они росли, то лучи полной луны усилят их целебное действие. Да он скорее всего и не понял бы ее.

Адама поразила вспышка гнева, которую он заметил в ее темно-синих глазах. Несмотря на то, что во время встречи в монастыре он составил совершенно другое представление о друидской колдунье, за те дни, что он провел в Трокенхольте, это был первый случай, когда в Ллис проявился огонь, что виделся ему в снах. Тем не менее он не стал менять тему разговора:

– Девочка заболела сразу после возвращения из леса?

– Она не вернулась.

Ллис вновь прикусила полную губку, чтобы удержаться от объяснений, которые не следовало приводить скептически настроенному Адаму.

– Мать пошла искать девочку, но ее нигде не было. До тех пор пока…

Не могла она рассказать Адаму и о том, что Ивейн пропел могущественную молитву и последовал по тропе, ведомый силами, к которым он обратился за помощью, чтобы отыскать боготворившую его девочку, и о том, что он нашел ее лежащей без чувств у подножия огромного дуба. Впавшая в странное забытье Аня не реагировала ни на снадобья матери, ни на отчаянные обращения к силам природы, которые никогда прежде не подводили Брину. Не говоря уже о том, как рос безмолвный страх всей семьи.

Ллис очень беспокоилась за шестилетнюю Аню, унаследовавшую золотые волосы и зеленые глаза отца. Ллис думала о том, что, возможно, она была неправа, когда не настояла на том, чтобы ее приемные родители послали за Глиндором и Ивейном. Если бы они сейчас были здесь, можно было бы использовать могучую тройную связь. Такие тройные связи – объединения могущества трех человек – применялись редко, их использовали для самых важных дел, но угасающая жизнь Ани как раз была одним из таких дел.

Ллис очень жалела, что оба колдуна уехали в тот же вечер, когда нашли Аню. Они бы никогда так не поступили, если бы догадывались о том, насколько серьезна болезнь девочки, или о том, что Брина, с ее талантом целительницы, не сможет восстановить здоровье малышки.

Но тогда Ллис казалось, что ее собственное недоверие к знаниям и умениям приемной матери может выглядеть как предательство. Ей казалось, что для ее озабоченности здоровьем девочки нет оснований. Она не могла настаивать, чтобы послали за помощью, ибо это поставило бы под сомнение способности Брины как целительницы. А Ллис не хотелось усугублять боль и беспокойство тех, кого она так любила и уважала.

Легонько тряхнув головой, Ллис постаралась прогнать эти мысли и вернуться к тому, что она должна была делать сейчас.

Она взглянула на громадного воина, умеющего так легко смутить ее покой, и на заснувшего сладким сном младенца. Оказалось, Адам с любопытством наблюдает за нею. Она поняла, что, по-видимому, давно стоит, погруженная в свои мысли. Проницательный взгляд его янтарных глаз волновал девушку, но куда более сильным было действие улыбки, медленно изгибавшей его губы. В такой обстановке трудно мыслить разумно, а спокойствие духа обрести вообще невозможно! Но тем не менее она попытается.

– Я должна закончить обработку раны до возвращения Брины.

Ллис было очень трудно скрыть дрожь в голосе, но еще труднее унять дрожь в руках и удержать баночку с мазью, пока он укладывал ребенка в колыбель. Она утешалась тем, что, выполнив требуемые процедуры, сможет тотчас же покинуть комнату и таким образом избавится от присутствия этого человека.

Звук дверной задвижки отвлек ее от сумбурных мыслей. Она оглянулась. Двое рабов, занятых приготовлениями к ужину, вероятно, отправились в расположенную неподалеку пекарню, чтобы принести свежего хлеба. Возможно, что им понадобилось за чем-нибудь зайти в свою хибарку, где они жили вместе – редкие хозяева могли предоставить своим рабам такое жилье. Какова бы ни была причина их ухода, они оставили Ллис наедине с Адамом, что ей совсем не понравилось. Возможно при других обстоятельствах она обрадовалась бы возможности побыть с ним наедине, разумеется, если бы при этом удалось избежать досужих сплетен домочадцев и вечно все преувеличивающих в своем воображении слуг.

Адам и не взглянул на дверь. Его внимание сосредоточилось на изящной фигурке, сочетавшей в себе грациозность и нежность лани.

«Ха! – предостерег его внутренний голос. – Ты просто обязан прекратить думать о ней как о невинном лесном создании».

Опустив глаза на чистую циновку на полу, Ллис решительно сделала шаг вперед, но, переведя взгляд выше, неожиданно увидела препятствие, о котором раньше не подумала. Адам сидел неподвижно… На нем была свежая туника. А рана, которую она должна была смазать, была под ней.

– После двух недель бездействия я в состоянии сам заняться своей раной.

Еще до того, как он стал подростком, одно неприятное событие выработало в нем неприязнь к женским ухищрениям. Это, однако, вовсе не значило, что в нынешнем возрасте сильный и привлекательный мужчина не имел обширного опыта общения со слабым полом. Вовсе нет. Это означало только то, что никакими уловками и ухищрениями женщинам не удавалось покорить его сердце, путь к которому он так тщательно охранял.