Пьер Лоти - Исландский рыбак Страница 7

…Сказать по правде, этот Янн был не очень-то с ней любезен во время их знакомства на повороте серой улочки, сплошь устланной зелеными ветками. Он ограничился тем, что снял шляпу жестом почти робким, хотя и исполненным благородства, потом отвел быстрый взгляд в сторону, словно был не рад встрече, и поспешил пойти своим путем. Сильный западный ветер, поднявшийся во время крестного хода, разбросал по земле ветки самшита и затянул небо темно-серой пеленой… Окунувшаяся в воспоминания Го отчетливо видит: праздничный день на исходе, наступает грустная ночь, вдоль стен развеваются на ветру белые полотнища с приколотыми цветами; шумные стайки «исландцев», этих детей ветра и ненастья, горланя песни, разбредаются по трактирам, спеша укрыться от надвигающегося дождя; перед глазами так и стоит этот высокий парень, раздосадованный и смущенный этой встречей… Как много переменилось в ее душе с той поры!..

И как несхоже то шумное завершение праздника с нынешним спокойствием! Как тих и пустынен Пемполь нынешним вечером, объятый долгими теплыми майскими сумерками, которые удерживают ее у окна — одинокую, мечтательную, очарованную!..

Во второй раз она виделась с ним на свадьбе. Гаос-сын был назначен ей в пару: во время свадебного шествия он должен был вести ее под руку. Поначалу она вообразила, что недовольна этим обстоятельством: идти по улице с этим парнем, на которого из-за высоченного роста все глазеют и который к тому же наверняка не найдется, о чем с ней поговорить по дороге!.. И потом, этот гигант определенно смущает ее своим диковатым видом.

К назначенному часу все собрались, кроме Янна. Время шло, он не появлялся, и уже поговаривали, что пора начинать. В эту минуту она поймала себя на мысли, что только для него принарядилась, что окажись она в паре с любым другим парнем — и праздник был бы испорченным, безрадостным…

Наконец опоздавший появился, тоже одетый по-праздничному, и без всякого смущения извинился перед родителями невесты. А случилось вот что: нежданно-негаданно у берегов Англии приметили большие косяки рыбы, и предполагалось, что сегодня вечером они пройдут у берегов Ориньи. И вот в Плубазланеке стали спешно готовить к выходу в море все, что могло плавать. В деревнях переполошившиеся женщины бросились по трактирам разыскивать мужей и торопить их поскорее взяться за дело, некоторые сами из кожи вон лезли, пытаясь поставить паруса, помочь совершить маневр — словом, объявлен был аврал.

Гаос-сын стоял посреди толпы и, не испытывая ни малейших затруднений, рассказывал о происходящем, сопровождая рассказ только ему свойственными жестами, вращая глазами, а порой расплываясь в красивой улыбке, обнажавшей его белые зубы. Описывая суматоху, он время от времени перебивал себя долгим и очень смешным «у-у-у!». Так делают матросы, когда речь идет о скорости, звук этот похож на мелодичное пение ветра. Ему самому пришлось спешно искать себе замену и уговаривать отпустить его хозяина лодки, к которому он нанялся на зиму. Оттого-то он и опоздал, а поскольку он очень хочет погулять на свадьбе, ему придется потерять свою долю улова.

Рыбаки с полнейшим пониманием отнеслись к рассказанному, никому и в голову не пришло обижаться на Янна. Всем хорошо известно, что в жизни все в той или иной степени зависит от капризов моря, погоды и загадочных миграций рыбы. Пришедшие на свадьбу сожалели только о том, что не были заранее предупреждены и не смогут заполучить — как соседи из Плубазланека — часть богатства, которое сейчас проплывет мимо.

Теперь слишком поздно, что ж, ничего не остается, как только взять под руку девушек. С улицы послышались звуки скрипок, и свадебная процессия весело двинулась в путь.

Поначалу он говорил ей лишь ничего не значащие любезности, какие обычно говорят на свадьбах малознакомым девушкам. Среди пар, участвующих в свадебном шествии, только они были чужими друг другу, остальные оказались родственниками, женихами и невестами. Было и несколько любовных пар — пемпольцы в любви заходят очень далеко, когда моряки возвращаются домой. (Но люди они порядочные и потом женятся.)

В тот вечер разговор между ними вновь зашел о продвижении большого косяка рыбы, и Янн, глядя ей прямо в глаза, неожиданно сказал:

– Во всем Пемполе, да и в целом мире, только вы могли вынудить меня пропустить этот выход в море. Правда, уверяю вас, ни для кого другого я не оставил бы своей ловли, мадемуазель Го…

Вначале она удивилась, что рыбак посмел так говорить с ней, той, которая чувствовала себя на этом празднике немного королевой, но потом слова гиганта совершенно очаровали ее, и она ответила:

– Благодарю вас, месье Янн. Я тоже предпочитаю ваше общество всем другим.

Только и всего. Но с той минуты и до окончания танцев они без умолку говорили, говорили, и голоса их уже звучали тише и нежней…

Танцы под аккомпанемент скрипки продолжались и ночью, партнеры менялись редко. Когда он, вынужденный из приличия потанцевать с кем-то еще, возвращался к ней, они улыбались друг другу, как встретившиеся друзья, и продолжали прежний, очень задушевный разговор. Янн простодушно рассказывал о рыбацкой жизни, о тяготах и заработках, о еще недавнем тяжелом положении в родительском доме, когда нужно было растить четырнадцать маленьких Гаосов, для которых он — старший брат. Теперь-то они выбились из нужды, в особенности благодаря находке — обломку погибшего судна, который его отец встретил в Ла-Манше и за который выручил десять тысяч франков, не считая пошлины. Это позволило им надстроить второй этаж в доме на окраине Плубазланека, на самом краю земли, в деревушке Порс-Эвен, возвышающейся над Ла-Маншем. Из окон их дома открывается очень красивый вид.

– Трудное ремесло у рыбаков, — говорил он. — С февраля надо уходить туда, где так темно и холодно и море такое неспокойное…

…Го, глядя, как майская ночь опускается на Пемполь, медленно перебирала в памяти подробности их разговора, которые запомнила, казалось, на всю жизнь. Если этот парень и думать не думал о женитьбе, для чего же тогда рассказывал ей так много о своей жизни, для чего тогда она слушала его, будто невеста? Но нет, он не похож на тех, кто посвящает всех вокруг в свои дела…

– И все-таки ремесло вполне хорошее, — продолжал он. — Что до меня, то я бы никогда его не сменил. Иной год я в путину зарабатываю восемьсот франков, а бывает, и тысячу двести. Получаю их по возвращении и несу матери.

– Несете матери, месье Янн?

– Ну да, всегда все сполна. У нас, рыбаков, так принято, мадемуазель Го. (Он говорил об этом как о чем-то совершенно естественном.) Так вот, у меня, вы не поверите, почти никогда нет денег. По воскресеньям, когда я иду в Пемполь, мама дает мне немного. Так же и во всех других случаях. В этом году, например, отец справил мне новую одежду, в которой я сейчас. Без нее я ни за что не явился бы на свадьбу. О нет, ни за что я не встал бы с вами в пару в моем прошлогоднем наряде.