Виктория Холт - Гордость Павлина Страница 7

— Он должен был защитить вас от обвала, — заметила я.

— Видите ли, он еще не принадлежал мне, когда скала начала трещать. Я смотрю на все это так: это моя плата за камни. Они сделали меня миллионером.

— Было бы ужасно потерять ногу ни за что.

— Я знал, что больше мне не быть старателем. Кто видел когда-нибудь одноногого рудокопа? Но, может быть, я вылезу из этого кресла, начну ковылять, хотя прежде я должен привыкнуть к своей деревянной ноге. Мне сказали, что необходим длительный отдых; я подумал, что самое лучшее место — это Оукланд Холл. Здесь я пытаюсь с помощью костыля ходить на деревянной ноге, хотя пока больше полагаюсь на это старое кресло. И видите, что могло бы случиться со мной, если бы меня не спасла некая молодая леди.

— Я рада, что встретила вас, и не только по этой причине.

— А по какой еще?

— Я услышала ваш рассказ об опалах.

— А ведь между мной и вашей семьей существует нечто вроде кровной вражды.

Он громко засмеялся, и я тоже. Казалось, между нами установилась какая-то связь, заставлявшая нас беспричинно смеяться. Нам нравилась необычность нашего знакомства. Кроме того, подумала я, а позднее уверилась в этом, ему была приятна возможность щелкнуть по носу мою семью.

— Видите ли, я купил дом, принадлежавший им несколько веков. Оружие Клэверингов очень красиво, оно развешано по стенам и над каминами, но оно не помогло им. Оукланд Холл был гнездом Клэверингов с 1507 года, пока этот грубиян Хенникер не появился и не выставил их оттуда не огнем и мечом, не порохом и убеждением, а деньгами!

— Если бы Клэверинги очень дорожили своим гнездом, они не отдали бы его. Что же касается вас, мистер Хенникер, вы рисковали жизнью и поэтому получили его. И я рада.

— Странно слышать такие слова от одного из Клэверингов. Но ведь это Опал.

— Я так и не могу понять, почему мне дали это имя. Возможно потому что я родилась в Италии. Думаю, моя мама была тогда совершенно другой.

— Люди меняются, — сказал мистер Хенникер. — В половине пятого я ожидаю посетителя и должен удалиться. Надеюсь, мы снова увидимся.

— О да, мистер Хенникер.

— Может быть, завтра на этом месте в то же время?

— С удовольствием.

— Мне кажется, у нас есть что рассказать друг другу. Значит, завтра в это же время.

Я смотрела, как он повернул свое кресло к дому. Затем в прекрасном настроении перебежала мостик, остановилась на берегу и снова оглянулась. Деревья скрывали дом, но я представила, как он въезжает в него, зовет Банкера и смеется, потому что подружился с одним из Клэверингов.

«Он искатель приключений, — подумала я, — такой же, как и я».

Я старалась скрыть свое возбуждение, но от Мадди оно не укрылось. Она сказала, что не может понять, кого я ей больше напоминаю — ленивую собаку с двумя хвостами или кошку, укравшую сливки.

— Что-то вы очень довольны собой, — добавила она с подозрением.

— Прекрасный день, — весело ответила я.

— Гром гремит, — проворчала она.

Это рассмешило меня. Безусловно, атмосфера была бы штормовой, если бы стало известно, что я разговаривала с врагом и договорилась о новой встрече.

Я едва могла дождаться утра. Когда я пришла, он уже ждал меня. Он говорил… Он говорил, и как же мне нравилось слушать его! Он рассказывал о своей жизни — о жизни в Лондоне.

— Лондон! — говорил он. — Вот это город! Где бы я ни был, я не мог его забыть. Но остались и тяжелые воспоминания. Мы были бедны. Конечно, бывают и более бедные люди. В нашей семье был только один ребенок — я. Мать не могла иметь больше детей, и это было своего рода благословением. Я ходил учиться к какой-то старой даме, потом я попал в школу оборванцев, где понял, на чем стоит этот мир. В двенадцать лет я закончил образование и был готов к битве с жизнью. К тому времени мой отец умер. Он был пьяницей, и потеря была небольшой. Я решил добиться лучшей жизни для матери.

Меня несколько удивляло, что все это он рассказывает мне. В какой-то мере он был актером. Вспоминая различные эпизоды, он невольно изменял выражение лица, даже голос его менялся. Когда он описывал, как продавал печеную картошку, его лицо морщилось, и он кричал:

— Покупайте этих горячих и рассыпчатых красавиц! Всего два пенни. Набьете желудок и согреете руки.

— Да, мисс Джесси, — становился он самим собой, — вы скажете, что это грубо, но таковы улицы Лондона, а я старался что-нибудь заработать…

— Я больше никогда не видел такой жизни, нет, никогда и нигде. И так было на любых лондонских улицах: это нечто такое, чего не замечаешь, когда живешь этой жизнью, но чего уже не забываешь. Это становится частью твоей крови. Ты уходишь оттуда, но всегда тебя будет тянуть в те места.

Затем он вспоминал о желтокожей женщине, о продавцах булавок.

— Пять пакетиков булавок — пенни, — пел он.

А вот он уже продавал то, что называл овощи.

— Около Портленда было много лугов, лесов, садов и там можно было собрать всевозможную зелень. Я кричал: Овощи! Самые свежие и зеленые! Странно, но когда я говорю об этом, прошлое возвращается ко мне. Лучше всего я помню Пасху. Святую пятницу я называл днем сдобных булочек. В Святую пятницу утром я просыпался с мыслью: сегодня день булочек.

Он начал петь:

— Один пенни, два пенни — горячие булочки.Если дочки не хотят, дайте сыновьям на улочке.Если нет у вас их, накормите себя самих!

Мы бывало распевали это, расхаживая с подносами булочек на голове.

Я была в восторге. Никогда не встречала я такого человека. Он говорил только о себе, но я видела целый мир, совершенно незнакомый.

— Я родился, чтобы делать деньги. «Прикосновение Мидаса», вот что я получил. Вы слыхали когда-нибудь о нем, мисс Джесси? Все, до чего он дотрагивался, превращалось в золото. То же самое произошло и со стариной Беном Хенникером. Если я играл на пирожки, я был всегда в выигрыше. Знаете, как это делается? Вы подбрасываете пенни. Решка, говорит пирожник, и, конечно, если пенни мой, то я говорю: орел, а затем получаю и пенни, и пирожное. А другие… Они только теряли время и деньги. Я же нет. Тогда я был настоящим игроком, да и теперь им остался. Я решил заняться торговлей. Есть люди, которые не могут найти то, что им нужно, и тут появляюсь я и приношу им то, что они ищут, притом хорошего качества и дешевле, чем предлагают другие. Вы понимаете? Мне не было пятнадцати лет, а я уже умел продавать вещи. Я знал, где достать подешевле и получше: бараньи и свиные ножки, щербет, медовое пиво, лимонад. Но хорошие деньги пошли, когда я наладил выпечку пряников. Мне пришла в голову идея делать пряники различной формы: лошадки, собачки, арфы, девочки, мальчики… даже королевы с короной на голове. Мама выпекала их, а я продавал. Их покупали так охотно, что мы открыли прямо на дороге в Рэтклиф маленькую лавочку. Дело наладилось, и мы стали жить лучше. Но однажды мама умерла. Накануне она была здорова, а на другой день умерла. Упала на пол и все.