Девушка с характером - Анне Якобс Страница 7

– Мы не будем затягивать обед, Китти. Сразу после ты сможешь прилечь. Я пошлю тебе Марию, она поможет переодеться. Элизабет, ты наденешь коричневое платье с рукавами-фонариками. Тебя, Китти, я хотела бы видеть в светло-сером, в том, с маленьким болеро и перламутровыми пуговицами.

– Да, мама!

Элизабет с упрямым видом поднялась из кресла и направилась в свою комнату. Разумеется, Мария будет помогать сестре, в то время как ей, Элизабет, придется собираться самой. Мария в лучшем случае забежит к ней, чтобы заколоть волосы. Было совершенно очевидно, что одной камеристки для троих дам недостаточно. Тем более что дорогой Йордан уже за сорок, и ее представления об одежде столь же старомодны, что и у мамы. Но Элизабет утешало, что после замужества у нее будет своя камеристка.

Коричневому платью было уже три года, мама заказала его для Элизабет, когда той было семнадцать. Мать считала, что коричневый цвет хорошо гармонирует с белокурыми волосами дочери. Элизабет имела ровно противоположное мнение. Коричневый цвет навевает скуку, в нем ты как одинокий холмик, никто не задержит на тебе свой взгляд, и старомодные рукава-буфы никак не добавляют прелести. Но для конторщика Габриэля Мельцера и его бесцветной жены этого будет достаточно.

Мария уже достала платье из гардеробной и повесила в комнату, таким образом Элизабет оставалось лишь сбросить с себя утренний туалет и облачиться в коричневое уродство. Ее ждала еще одна неприятность: она поправилась, в платье пришлось буквально втискиваться. Теперь нужно было туже зашнуровываться, и без Марии не обойтись. К тому же, сегодня вечером Элизабет предполагала надеть бархатное темно-зеленое платье, и корсет придется затягивать так, что от одной этой мысли ей становилось дурно.

– Госпожа. Давайте я уложу вам волосы. Нет, только посмотрите, как вам идет платье!

Мария Йордан улыбнулась. Идеальная камеристка. Всегда вежлива, сдержанна, самая абсурдная лесть из ее уст звучит правдиво. Элизабет было достаточно взглянуть в зеркало, чтобы увидеть, что в этом матерчатом коконе она выглядела, как начиненная колбаска. И все же было приятно услышать от Марии комплимент, сесть на мягкую скамеечку перед зеркалом и вверить себя ее умелым рукам.

– Только слегка заколите. Перед ужином вы мне понадобитесь уже в пять.

– С удовольствием, барышня. Украсить коричневой лентой?

– Нет, ленты не нужно. Уже и так хорошо. Спасибо, Мария.

– Как пожелаете, барышня.

Разве справедливо, что именно она была склонна к полноте? Мама никогда не была толстушкой, у нее и сегодня была фигура девушки. Однажды она удивила своих дочерей, показав им платье своей юности, ужасно старомодное одеяние из темно-красной бумазеи с расклешенной юбкой и кружевной отделкой. Она хранила это платье, потому в нем познакомилась с папой. Элизабет нашла его уродливым, но оно подходило маме по размеру, как и тогда. Родив троих детей, мама сохранила фигуру.

Выйдя из комнаты, Элизабет увидела, как Китти спускается по лестнице. Легкой парящей поступью, как если бы она бежала по облакам. Это странное создание по большей части пребывало в полусне. Но какой же стройной была ее сестра, какой необыкновенно изящной! А силуэт – будто вырезан из журнала мод. При этом Китти было совершенно не важно, что на ней надето и как убраны волосы.

Она бы охотно променяла свою жизнь на вилле на Париж, где хотела учиться живописи. Сидеть с мольбертом на улице, как молодые художники. Однажды услышав эти планы, мама сумела сохранить присущее ей самообладание, тогда как отец впал в ярость и назвал дочь «неблагодарной глупой курицей».

Элизабет последовала за своей сестрой на второй этаж, толстые ковры на лестнице заглушали шаги, и Катарина не услышала, что за ней идет сестра. Она была целиком в своих мыслях. Элизабет думала о том, как Китти сегодня вечером будет сидеть за столом. Там же будут добрые знакомые матери фон Хагеманы, деловые друзья отца. Ей стало душно. Причиной мог быть узкий корсаж. А также лейтенант Клаус фон Хагеман, который будет сопровождать своих родителей на ужине и которому придется наконец объясниться.

Эльза отворила Элизабет дверь в столовую, видимо, пожилая служанка будет и еду подавать. Для бедных родственников не стали задействовать Роберта, он в ливрее и белых перчатках будет обслуживать гостей за ужином. Элизабет поздоровалась с натянутой вежливостью и извинилась за опоздание. Она последней села за стол, после чего Эльза принесла суп. Говяжий бульон с омлетом. Элизабет со злорадством покосилась на сестру. Она знала, что та ненавидит бульон да и вообще едва прикасается к мясу.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая Китти? – спросила тетя Хелена. – Ты выглядишь уставшей.

Катарина рассеянно помешивала суп. Элизабет было видно, что веки сестры слипаются.

– Китти?

Тут она вздрогнула и открыла глаза.

– Простите, тетя. О чем вы спрашиваете?

Мама нахмурилась, и Катарина подобралась под ее пронзительным взглядом. Она смущенно улыбнулась.

– Я сказала, что ты выглядишь уставшей, дитя, – терпеливо повторила тетя Хелена.

– Извините, тетя, я не прислушивалась. Я сегодня сильно устал.

– Я так и сказала, – с легким раздражением подтвердила тетя Хелена.

Элизабет храбро подавила смешок, а мама смягчила неловкость, пояснив гостям, что Катарина плохо спала ночью. Тетя Хелена отреагировала с притворным участием и продолжила рассказ о своей собственной бессоннице, которую ловко объяснила семейными тревогами. Так был перекинут мостик к истории про больную дочь и дорогим лекарствам. И вообще к врачам, о которых не знаешь что и думать. Прописывают всякие настойки и таблетки, а помогут ли они одному богу известно.

– Мы все живем по воле Божьей, – приветливо подтвердила Алисия. Элизабет знала, что мать всерьез так думает, что она истинная христианка и по воскресеньям ходит к мессе в монастырь Святых Ульриха и Афры.

– Так жаль, что дорогой Иоганн не нашел времени для совместного обеда, – с легким сожалением сказала тетя Хелена. – Не очень хорошо, что он целые дни проводит у себя на фабрике без обеда.

Элизабет прекрасно было известно, что и мать не в восторге от отсутствия отца. Закопаться в работе и спихнуть на маму назойливых родственников – на него это было похоже. Но разумеется, Алисия Мельцер не подавала вида. Более того, она согласилась с тетей Хеленой, искусно изобразив вздох сожаления, и посетовала на излишнее увлечение мужа работой. Дескать, у нее такое впечатление, что он женат на фабрике: уходит ранним утром, а домой возвращается нередко затемно. Что он чувствует груз ответственности, тщательно обдумывает все решения, ведь любая ошибка в цехе может стать причиной разрыва контракта.