Диана Гэблдон - Барабаны осени. О, дерзкий новый мир! Страница 79

— Ничего нет хуже, чем упрямая женщина, — послышался наконец голос Макнейла, звучавший несколько громче необходимого. — Но им некого винить, кроме самих себя, когда случается беда.

— Но это значит, — вставила я, чуть подгоняя лошадь и повышая голос настолько, чтобы меня было слышно сквозь топот копыт и конское фырканье, — что если беда случается по вине какого-то мужчины, то и ему останется лишь винить самого себя, и никого больше!

Джейми коротко хмыкнул, явно слегка развеселившись; Кэмпбелл закудахтал и ткнул Макнейла под ребра кнутовищем своего хлыста.

— Тебя побили, Эндрю! — сказал он.

Макнейл не ответил, но его шея стала еще более красной. После этой маленькой перепалки мы какое-то время скакали молча, и Макнейл сгорбился так, что его плечи почти доставали до ушей.

Хотя стычка и принесла мне некоторое удовлетворение, она все же никак не привела в порядок мои нервы; мой желудок сжался в тугой комок от страха перед тем, что должно было произойти после нашего прибытия на лесопилку. Несмотря на общую неприязнь к Бирнесу и на то, что всем и каждому было совершенно ясно, что во всем случившемся виноват, скорее всего, сам надсмотрщик, — это ни в малейшей мере не могло повлиять на судьбу негра и как-то изменить ее.

«Плохой закон», — сказал Кэмпбелл… но тем не менее это был закон.

Однако вовсе не гнев и не ужас при мысли о жестокости правосудия заставляли дрожать мои руки, и не от этой мысли поводья выскальзывали из моих пальцев, став скользкими от пота; меня пугало то, что может сделать Джейми.

По его лицу невозможно было что-то прочесть. Он скакал спокойно, держа поводья левой рукой, а правая небрежно лежала на бедре, как раз возле пистолета, скрывавшегося в кармане сюртука.

Я даже не могла понять, утешает ли меня хоть в какой-то мере тот факт, что Джейми позволил мне ехать с ним. Это могло означать, что он не собирается применять силу, — но в таком случае не означало ли это, что он будет просто стоять и смотреть, как совершается казнь?

А если и правда?.. Во рту у меня пересохло, нос и горло забило мягкой красновато-коричневой пылью, вздымавшейся из-под копыт наших лошадей и облаками повисавшей в воздухе.

«Я уже связался с этим». С чем? Частью чего он стал? Он — часть клана, семьи, — это верно, да, но такое? Шотландские горцы всегда были готовы драться насмерть, если оказывалась задетой их гордость или в них просыпался воинственный энтузиазм, — но они же по большей части оставались совершенно равнодушными ко всему постороннему. Многие века изоляции от мира, многие века жизни в горных цитаделях научили их не вмешиваться в чужие дела, — но горе было тому, кто совал нос в их дела!

Безусловно, и Кэмпбелл, и Макнейл считали, что в данном случае дело касается Джейми, — но думал ли так он сам? Я пыталась успокоить себя мыслью, что Джейми вовсе не дикий горец. Он много путешествовал, он хорошо образован, он культурный человек. И он чертовски хорошо знает, каково мое мнение по данному вопросу. Но все равно меня не оставляло пугающее чувство, что мое мнение в ходе событий нынешнего дня ровно ничего не значит.

День был жарким и безветренным, в траве вдоль дороги громко распевали цикады, — но мои пальцы, державшие поводья, были холодными и едва шевелились. Мы обогнали одну-две небольшие группы людей; это были рабы, пешком шагавшие в сторону нашей лесопилки. Они даже не подняли головы, чтобы посмотреть на нас, а просто поспешно отошли с дороги и вжались в кусты, чтобы пропустить быстро скачущий отряд.

Когда мы проезжали под деревьями, низко нависшая ветка сбила шляпу с голову Джейми; он небрежным жестом поймал свой головной убор и вернул его на место, — но за этот краткий миг я успела рассмотреть его лицо, лишившееся прикрытия, — лицо напряженное и встревоженное. И тут вдруг меня ошеломила новая мысль: а что, если Джейми и сам не знает, что ему делать там, на этой чертовой лесопилке? И это, надо признаться, напугало меня куда больше, чем все предыдущие предположения.

Мы как-то вдруг очутились в сосновом лесу; желтовато-зеленая пестрота листвы орешника гикори и серебристое мерцание ольхи внезапно сменились легким сумраком и прохладной темной зеленью, как будто с залитой солнцем поверхности океана мы резко нырнули в его безмятежные глубины.

Я обернулась назад, чтобы потрогать деревянный ларец, притороченный к моему седлу, стараясь не думать о том, что может ждать меня впереди, мысленно готовясь к той единственной роли, которую я могла бы осмысленно играть в приближающемся кошмаре. Скорее всего, я не смогу предотвратить того, что должно произойти; но я, по крайней мере, могу попытаться поправить то, что уже случилось. Дезинфекция и промывание… да, у меня есть бутылка чистого спирта, и есть смесь свежих соков чеснока и мяты. Потом перевязать рану… конечно, у меня есть льняные бинты, — но, наверное, там такая рана, которую будет необходимо зашить?

На середине размышлений об исчезнувшем ухе Бирнеса меня прервали. Звук, проникший в мои уши, не был звоном цикад. Кэмпбелл, ехавший впереди, резко остановил лошадь, прислушиваясь, и все остальные тоже замерли рядом с ним.

Это были отдаленные голоса, множество голосов, звучавших низко и гневно, как гудение роя пчел, внезапно потревоженных, разозленных. Потом до нас донесся крик, визг… и неожиданно громкий выстрел.

Мы пустили лошадей галопом, спеша преодолеть последний отрезок пути, лавируя между деревьями, и бурей ворвались на поляну. Все открытое пространство было заполнен людьми; рабы и рабочие по контракту, женщины и дети, — все они в панике метались между кучами пиленого леса, как муравьи, на чей муравейник внезапно обрушился топор дровосека.

Но потом я перестала слышать крики обезумевших людей. Все мое внимание сосредоточилось на той части лесопилки, где стоял высокий подъемник, с огромным изогнутым крюком, — при помощи этого устройства бревна укладывали на ложе пилы.

На крюке висело тело чернокожего, пронзенное насквозь гнутым железом, — оно дергалось и извивалось, как некий чудовищный червяк. Запах крови, горячий и приторный, наполнил воздух; на платформе под крюком крови была целая лужа.

Моя лошадь встала, испуганная шумом и не имея возможности сделать хоть шаг вперед, не наткнувшись на кого-нибудь из людей. Крики затихли, теперь слышались лишь стоны и короткие нервные всхлипывания женщин. Я видела, как Джейми соскользнул с седла и, расталкивая людей, бросился вперед, к платформе. Кэмпбелл и Макнейл спешили за ним, словно не замечая толпы. Шляпа Макнейла слетела с его головы, но он не обратил на это внимания, и ее тут же растоптали чьи-то ноги.

Я застыла в седле, не в силах шевельнуться. Теперь я была уже в состоянии заметить, что на платформе неподалеку от крюка находились какие-то люди: низкорослый мужчина, чья голова выглядела неким гротескным шаром из-за множества бинтов, с одной стороны пропитанных кровью… еще несколько мужчин, белых и мулатов, вооруженных дубинками и мушкетами… они время от времени угрожающе взмахивали всем этим, отпугивая толпу.