Ширин Мелек - Кёсем-султан. Дорога к власти Страница 79

И здесь – настолько не во дворце, насколько это вообще можно представить себе, – о таком тоже мечтать не приходится. Вот и сейчас она проведет с Карталом только часть вечера. Пускай и по другой причине.

Точно ли по другой?

Не имеет значения. Они с возлюбленным лежат рядом, плоть к плоти, чувствуют живое тепло друг друга, запах, влагу на коже, ощущают каждый вздох, каждое движение – и пускай даже им отведен сегодня не больший срок, чем во время дворцовой встречи, эти два часа они принадлежат друг другу безраздельно.

Громко загомонили во дворе дети – слов не разобрать, но это, похоже, скорее азартный спор, чем ссора. Кёсем по голосам не всех узнавала: кажется, Сунгура и Атмаджи не было среди них (ну еще бы: парни наверняка уже считают себя взрослыми), а вот девочки были… или только одна?

Тут сквозь эти голоса прорезалось звонкое щебетание Тургая, в следующий миг за окном что-то упруго стукнуло, и еще миг спустя туго хлюпнула вода. У Кёсем захолонуло было сердце: бассейн в дальнем краю двора совсем невелик, она это помнила и знала, как хорошо ее младший сын плавает, но до сих пор не вполне могла поверить, что можно плавать настолько хорошо, чтобы не бояться воды ни при каких обстоятельствах. Однако прежде чем она успела вскочить или даже приподняться, Тургай торжествующе выкрикнул что-то, а в ответ ему многоголосо прозвучал восторженный гомон.

– С «абордажного мостка» прыгнул, – спокойно произнес Картал, обнимая Кёсем за плечи. – Наверно, до самой середины хауза…

– Откуда прыгнул?

– Ну, там у нас такая доска закреплена возле бортика бассейна. Вот детвора на ней и состязается. Пускай, пригодится в будущем… Наш Жаворонок в этом чуть ли не всех их ловчее: силенок еще не набрал, но легок, как птичка, и совершенно без страха перед любым прыжком.

Да. Конечно, ее сын живет в этом доме – и в этом мире, где с детства учатся прыгать с абордажных мостков, причем это действительно может пригодиться в будущем. И не надо выдумывать себе какую-то опасность, этот дом очень бережно относится к детям. Не то что дворец в столице столиц…

Она вздрогнула всем телом, опять сделав движение подхватиться с кровати. Картал снова обнял ее, молча: все понял без слов.

– Я так надеялась, что смогу хоть сейчас думать только о тебе, – сказала она почти жалобно, – что у нас в эти часы будет счастье без теней, услада без страха… за себя и за детей…

– Будет. – Голос Картала был тверд. – Прямо сейчас есть. Не бойся ничего и ни за кого.

Кёсем вновь опустилась спиной на прохладную простыню, щекой на руку своего мужчины, своего возлюбленного: бронзовую от загара, жесткую, как дерево, и нежную, как шелковая ткань… Ладонь жестка даже не по-деревянному, но по-каменному, поперек нее тянется валик сплошной мозоли (рукоять весла? сабельный эфес?). На предплечье два коротких шрама: один ей знаком, другой, что посвежее, – нет…

Она всхлипнула.

– Не бойся, – повторил Картал. – Ведь наш Жаворонок не боится: ни в хауз с подкидной доски нырять, ни в море с борта ладьи. Слышишь, поет!

Положим, Тургай не пел, а орал что-то воинственное и задорное, стремясь перекричать младших мальчишек (похоже, Канбар был среди них, его голос Кёсем узнавала увереннее прочих) и близняшек, сестричек Икизлер, чей двуголосый щебет трудно с чем-то перепутать.

– В море с борта ладьи… Ты хоть следишь за этим?

– Он уверен, что нет, – улыбнулся Картал. – Как и Атмаджа в его возрасте был уверен, и девчонки… Да и мы с братом в свое время тоже были полностью убеждены, что за нами никто из старших не следит. Даже во время самых рискованных проказ.

– Каких? Нет, постой, – Кёсем испуганно прижала ко рту ладонь, – лучше мне этого не знать.

– И то верно, – в глазах Картала мелькнули лукавые искорки, – иначе поневоле будешь на Жаворонка все это примерять… Хотя вообще-то, – он помрачнел, – в самую опасную пору нашей с Доганом жизни за нами и вправду присмотра не было.

Кёсем не ответила. Ей тоже было понятно, о какой поре речь. Именно в ту пору она, тринадцатилетняя луноликая гёзде, впервые увидела близнецов Крылатых. Почти своих ровесников, всего на неполный год старше.

Картал потянулся к ней, но она вдруг отстранилась, сама изумившись этому. Плотно прижала к груди верхнюю простыню, словно неведомым образом превратилась сейчас в ту самую гёзде, бестолковую и нетронутую девчонку, которая вместе с подругой – «свои парни» в компании подростков… пускай один из них наследник престола… И не понимает она, эта гёзде, отчего вдруг у нее странно сжимается сердце при взгляде на одного из Крылатых, отчего ночами в их девичьей опочивальне она мечется на тюфяке, будто кто-то невидимый сжимает ее в объятиях, а наутро не может вспомнить своих сновидений… отчего после таких ночей ее вдруг как волной накрывает зависть к лучшей подруге, которая обещана другому Крылатому…

Беспричинная зависть. Ведь, казалось бы, все наоборот: это подруга ей завидовать должна! Как не завидовать той, которой предстоит отдать свою девственность повелителю правоверных, разделить с ним ложе?!

Ложе…

Они сейчас лежали не на тюфяке, сколь угодно мягком, а на огромной кровати. Такой, которую Кёсем только в султанской опочивальне и видела… То есть в точности такой. Даже странно, что она это лишь сейчас заметила. А впрочем, чего тут странного: уже уверенные, что под этим кровом между ними ничему не быть, они с Карталом, едва оказавшись наедине, вдруг кинулись друг на друга, как огонь на солому… Так что сперва пришлось утомиться и заново отдохнуть, чтобы хоть что-то из убранства комнаты заметить.

Тут даже гадать нечего: конечно, только с подачи Башар такое ложе могло появиться в этом доме вместо традиционного спального помоста. Лишь один раз видела его подруга, во время их первой ночи с Ахмедом, смешной и невинной, как детская игра, ночи, когда никто не стал мужчиной и никто не стал женщиной, – но вот, значит, запомнила. Должно быть, сперва у себя в доме завела такую кровать, а теперь и в доме брата мужа она появилась…

– Что с тобой, сердце мое и душа моя? – Картал, приподнявшись на локте, смотрел на нее с удивлением.

Она смутилась еще больше. Вжалась спиной в мягкую перину, натянула простыню до подбородка.

– Скажи мне… скажи, любимый, я еще мила твоему взору?

– Да, – без колебаний ответил Картал.

– Но я ведь давно уже совсем не та девочка, которую ты увидел впервые…

– Для меня ты навсегда прежняя.

– Не говори так. Я… я родила много детей, и только одного из них от тебя… А ведь говорят: каждый ребенок, рожденный не от любимого, уносит часть красоты матери. Я, наверно, сейчас совсем уродина, да?