София Каспари - Лагуна фламинго Страница 8

— Уйди с дороги, женщина! Мы пришли за твоим сыном! — зычно рявкнул Ксавьер.

— Но он ничего не сделал, господин Амборн! Франк хороший мальчик. Он ни в чем не виноват. Он весь вечер был дома!

— Уйди с дороги, Ирмелинда, я два раза повторять не стану. Франка тут не было, и мои люди могут это подтвердить. Бери пример со своего мужа! Дай нам пройти!

— Ну же, Ирмелинда, — послышался голос отца. — Не зли их.

— Но зачем им мой мальчик?

Похоже, его мать была не готова так легко сдаться.

Тихо-тихо Франк выбрался из кровати, торопливо надел штаны и скользнул к двери, выглядывая в щель. Его старший брат Самуэль, который приехал погостить к ним на пару дней, проснулся и удивленно смотрел на Франка. Тот приложил палец к губам. Голоса стали громче.

— Франк убил человека, Ирмелинда. Есть свидетели.

— Это невозможно. Франк был дома! Он все время был дома!

— Нет, это не так.

В щель приоткрытой двери Франк увидел, как Филипп подошел к Ирмелинде и показал ей перепачканную кровью рубашку.

— Вот что мы нашли. Это рубашка Франка, мы выяснили это.

Юноша задумался. Где же его рубашка? Затем он вспомнил: после работы в поле он ее постирал и повесил сушиться. Это и правда могла быть его рубашка.

— Но… — Ирмелинда осеклась. — Поверьте, Франк и мухи не обидит. А такие рубашки многие носят, и…

— И кого он якобы убил? — вмешался Герман. — Кого-то из наших знакомых?

— Это был… — Ксавьер вышел вперед, закрывая сына, — Клаудиус Либкинд. Он прибыл в Эсперанцу сегодня. Теперь его труп лежит в полицейском участке.

Франк услышал, как его мать испуганно вскрикнула. Филипп сделал шаг вперед, становясь рядом с отцом.

— Ты об этом знала, не так ли, Ирмелинда? Ты обо всем рассказала Франку, да? Сесилия сказала тебе, что Клаудиус намерен прийти к вам просить прощения. Он хотел помириться…

Ирмелинда застонала, точно от боли.

— Нет, — пролепетала она. — Я ничего никому…

Франк услышал достаточно. Он беззвучно прокрался мимо брата к окну, открыл ставни и так же бесшумно выбрался наружу. К счастью, никто из этих придурков не подумал о том, чтобы оставить у дома охрану. Никто не помешал Франку сбежать.

Вскоре он скрылся в степных просторах.

Мина прищурилась в сером утреннем свете, когда на следующее утро отчим открыл дверь сарая. Она слышала, как они с Филиппом вчера вернулись домой, пьяные в стельку, и сразу же поняла, что этим вечером ее не выпустят. На мать надежды не было: Аннелия любила свою дочь, но слишком боялась мужа, чтобы действовать вопреки его воле.

Мина уже не первую ночь проводила в этом сарае и сумела приспособиться. По крайней мере, шуршание и писк ее не пугали.

— Ну что, доченька, выспалась? — рассмеялся Ксавьер.

«Никакая я тебе не доченька», — хотела сказать Мина, но в последний момент сдержалась. К двери подошел и Филипп. Он так нагло ухмыльнулся, что Мине стало не по себе. Ксавьер хлопнул сына по плечу.

— Пора, мой мальчик, сегодня у нас трудный день.

— Да, пап, сейчас иду.

Филипп посмотрел вслед отцу и повернулся к Мине. И снова ухмыльнулся. Один миг — и он уже стоял прямо рядом с ней, намотав прядь ее волос себе на руку. От боли Мина стиснула зубы, но она не собиралась идти на поводу у братца и выказывать в его присутствии боль или страх.

— Мина, малышка Мина, ты представляешь, что случилось? Твой ухажер сбежал.

— Кто? — Мина прищурилась, чтобы Филипп не заметил предательских слез в ее глазах.

— Франк. Франк Блум убил человек и сбежал, спасаясь от справедливого возмездия.

Ужас поднялся в душе Мины горячей волной, но ей удалось скрыть свои чувства.

— Никого Франк не убивал, — уверенно заявила она.

— Спроси у его родителей, моя дорогая Мина. Его уж и след простыл. Разве стал бы невиновный человек спасаться бегством? Как бы то ни было, теперь ты осталась одна. И из кавалеров у тебя есть только я, радость моя.

Мину бросило в холод. Ей вдруг вспомнилось, какие взгляды бросал на нее Филипп в последнее время.

— Какой же ты стала красавицей! — Он по-прежнему ухмылялся.

— А ну отпусти! — прошипела она.

Филипп ослабил хватку, и вдруг его пальцы сжались на горле Мины. Он приблизил к ней лицо.

— Как тебе такое?

— Отпусти!

— Поцелуй меня.

— Никогда!

— Мы же брат и сестра. Ну же, подари мне сестринский поцелуйчик, малышка.

Мина попыталась отвернуться, но у нее ничего не вышло. Филипп склонился к ее губам и впился в них поцелуем. Девушка почувствовала его язык у себя во рту. Ей захотелось сплюнуть, когда парень наконец отстранился, но он надавил на ее подбородок, так что она не могла открыть рот.

— Ну как, голубка моя? Разве не чудесно? Ты только подумай, твой кавалер сбежал, и теперь у тебя есть только я. Да я и раньше был для тебя лучшей кандидатурой. — Филипп резко отпустил ее.

Мина отпрыгнула в сторону.

— Пошел вон, тварь!

— Ну, я хотя бы не убийца.

— Франк не убийца!

— Он сбежал, малышка. Сбежал, прикончив убийцу своей сестры. Это называется убийство на почве мести. Не первое в этом мире, дорогая моя Мина.

Девушка содрогнулась. Неужели Филипп прав? Неужели Франк и правда совершил убийство?

Но он никогда не видел свою сестру, только слышал рассказы о ней от своих родителей. Неужели ее Франк…

— Привыкай к мысли о том, что теперь ты одна.

Мина не смогла сдержать дрожь. Вдруг ее стало знобить.

«Клаудиус мертв».

И вдруг нахлынули воспоминания, словно весь этот кошмар произошел только что. Воспоминания о приезде на чужбину, о высоком береге реки, о темнокожих людях, о лассо, змеившихся в безоблачных голубых небесах. Воспоминания о Врони, ее единственной дочери, стоявшей на дощатых сходнях рядом с Клаудиусом, который был всего на два года старше ее. Как Врони тогда хихикала…

С воспоминаниями вернулись и чувства — тревога, страх за ребенка. Это всего лишь шутка, говорила себе Ирмелинда. Развлечение. Ничего не случится.

Ее восемнадцатилетняя дочь Врони и Клаудиус, сын Либкиндов, часто проводили время вместе. Похоже, они нравились друг другу.

Ирмелинда попыталась улыбнуться. И тут раздался крик. Точно из одного рта. Врони и Клаудиус упали в грязную коричневатую воду. На мгновение у Ирмелинды остановилось сердце.

Женщина невольно прижала ладони к груди. Она стояла у себя в кухне и все же слышала те крики ужаса тогда на корабле и свой захлебывающийся от волнения голос: «Где они? Где они? Помогите им, помогите же! Где моя дочь? О боже, она не умеет плавать. Моя Врони не умеет плавать. Помогите же ей!»