Ольга Свириденкова - Невский романс Страница 8

— Нет, ma chere, — возразил князь. — Как раз к десяти доедем.

— Лучше все же приехать попозже, когда соберется больше кавалеров…

— Маменька! — умоляюще воскликнула Полина. — Прошу вас, не надо об этом!

— Хорошо, хорошо, не буду, — с улыбкой промолвила княгиня. — И все же тебе не стоит бояться. У Жана много друзей, и все они охотно станут твоими кавалерами.

Перекрестившись на дорогу, Дарья Степановна велела служанкам нести бальные плащи, и двадцать минут спустя роскошная парадная карета князей Вельских неспешно двинулась со двора.

К восьми часам Владимир Нелидов был полностью одет, причесан и надушен — не приторным французским одеколоном, а благородно-сдержанным английским. Сегодня он в последний раз надел свою парадно-выходную офицерскую форму: белые панталоны и красный мундир с темно-синей отделкой и золотым шитьем. Грустно ему было смотреть на себя в зеркало. Но с каждым днем, по мере приближения отставки, в душе его словно ослабевала натянутая пружина.

Нелегкий выбор был сделан, путь назад отрезан, долг выполнен. И время, лучший лекарь, делало свое дело: тревожное, раздраженное состояние Владимира постепенно уходило. Он уже снова мог шутить и насмешничать. Он уже строил с Зоричем планы о поездке во Францию зимой, а затем в Англию, Шотландию… да куда угодно, лишь бы подальше от России. Разумеется, Владимир прекрасно понимал, что это будет бегство. Но… что он мог сделать? Его убеждения равно не позволяли ему поднять оружие и на царствующую фамилию, и на других.

А третьего пути не было. Ибо состарившийся до срока Александр Павлович давно отказался от своих прогрессивных планов по переустройству страны. А хотелось делу служить, хорошему, благому… Впрочем, Нелидов в свои неполные тридцать лет уже давно махнул на все рукой.

— «Служить бы рад, прислуживаться тошно», — весело напевал он строчки из недавно прочитанной комедии Грибоедова. Как вдруг, поднимаясь по лестнице на второй, парадный этаж особняка, изумленно остановился, услышав женский плач.

Плач доносился снизу, поэтому Владимир торопливо сбежал по ступенькам и прошел в небольшую гостиную, примыкавшую к апартаментам тетушки.

Возле окна стояла худощавая девушка в белоснежном бальном платьице с розовыми цветами. Владимир попытался вспомнить ее имя, но не смог. Он мало бывал дома и постоянно путал имена своих трех кузин, месяц назад поселившихся в его особняке, чтобы выезжать под присмотром тетушки в свет. Впрочем, это даже и не кузины были, а седьмая вода на киселе. Катрина, Алина и Надина — то есть Катенька, Сашенька и Наденька. Но тетушка Софья Гавриловна почему-то обижалась, если Владимир называл ее подопечных русскими именами.

— Что случилось, кузина? — заботливо спросил он, подходя к девушке и глядя в ее заплаканные светло-карие глаза. — Почему вы вздумали лить слезы в такой ответственный день? Ну-ка, быстренько расскажите о своем несчастье, и я постараюсь так же быстро вам помочь.

— Благодарю вас, кузен, — промолвила девушка, вытирая слезы батистовым платочком. — Вы очень добры. Но боюсь, в этом несчастье не поможете даже вы.

— Вы больны?

— Нет.

— Получили известие о болезни или смерти близкого человека?

— Нет, но…

— О, я догадываюсь! Вы пали жертвой несчастной любви.

— Да нет же, Господи! — девушка смущенно улыбнулась. — Какие у вас ужасные предположения, кузен!

— Итак, не первое, не второе и не третье? — Владимир скептически сдвинул брови. — В таком случае, милая кузина, ваше несчастье сильно преувеличено.

— Да, конечно, это не несчастье, — тихо рассмеялась она. — Но все равно очень досадная неприятность. А главное, что мне и помочь-то ничем нельзя.

— Неужели ничем?

— Я порвала перчатку, — пояснила девушка, снова переходя на жалобный тон. — Вот, смотрите. — Она повертела перед Владимиром белой лайковой перчаткой, действительно, безнадежно испорченной. — Они такие тонкие… Я начала натягивать, и вдруг она разорвалась. Сама не понимаю, как это случилось, я ведь была осторожна.

— Да уж, — Владимир с наигранным сожалением покачал головой. — Это, и в самом деле, серьезная неприятность: без перчаток на балу никак не обойтись. Но я все же не понимаю… Неужели тетушка отказывается выдать вам новые?

— Она не откажет, да что толку? — вздохнула девушка. — У меня самой нет запасных перчаток, а перчатки тетушки или кузин мне не подойдут. Ведь у меня самая маленькая рука!

— Действительно, — протянул Владимир, осторожно поглаживая крохотную ладошку кузины. — Маленькая, как у куколки… Где вы покупали перчатки?

— У Форлио, итальянца, на Невском. Да ведь он уже закрыл магазин! Слишком поздно.

Владимир поискал взглядом часы.

— Еще нет и девяти. Совсем не поздно.

— Но…

— Дорогая кузина, — с улыбкой, но строго заметил Владимир, — вы слишком часто меня перебиваете. Я этого не люблю.

— Простите…

— Дайте мне ваши перчатки. Ручаюсь, что не позднее десяти у вас будет новая пара. — Спрятав перчатки в карман, Владимир внимательно посмотрел на девушку. — Кстати, это, наверное, глупо, но я совсем запамятовал, как вас зовут. Скажите мне, кто вы: Катрина, Алина или Надина?

— Надина, — со смехом ответила она. — Боже мой, я только сейчас заметила, как это смешно звучит: Катрина, Алина и Надина. Прямо водевиль какой-то!

— Прекрасно, что вы это понимаете. Тогда позвольте мне называть вас просто Наденькой.

— Хорошо, — согласилась она и лукаво прибавила: — Итак, мое имя вам теперь известно. А знаете ли вы, кем я вам прихожусь?

— Боюсь показаться невоспитанным, но не имею об этом ни малейшего понятия.

— Моя бабушка была двоюродной сестрой вашей бабушки по отцу. Стало быть, мы с вами… четвероюродные брат и сестра.

— Четвероюродные, — с усмешкой повторил Владимир. — Забавно… Ладно, Наденька, я вас покидаю. А вы ступайте к тетушке, и чтобы больше никаких слез.

Войдя в кабинет, Владимир вызвал камердинера, передал ему перчатки Наденьки и объяснил, как надлежит действовать. Потом бегло оглядел себя в зеркало и снова направился к лестнице. «Четвероюродные, — задумчиво проговорил он про себя. — А она, эта кузина Надина, довольно приятная девушка. Надо будет сойтись с ней поближе».

5

В начале одиннадцатого карета Вельских подъехала к огромному желтому особняку, построенному в строгом классическом стиле. Вдоль набережной теснилось около сотни нарядных экипажей; к ним поминутно добавлялись новые. Окна второго этажа дворца были ярко освещены, и из них доносились пронзительно-нежные, волнующие звуки полонеза.