Барбара Картленд - Звезды над Тунисом Страница 8

Стояла тишина, лишь жужжали пчелы да порхала по веткам какая-то птичка.

Люди сидели очень тихо, и птица, осмелев, перелетела на балюстраду веранды, острыми жадными глазками поглядывая на стол.

Маркиз неожиданно рассвирепел.

— Ради Бога, девушка, перестаньте играть в загадки и отвечайте на мои вопросы! Что вы знали обо мне до того, как пришли сюда?

— Теперь я… рассердила вас, — очень тихо проговорила Сабра, — и это не… понравится папе. Я… я прошу прощения…

Мне не следовало этого говорить.

— Разумеется, следовало, — возразил маркиз. — Я спросил ваше мнение, и мне очень интересно узнать, что вы слышали обо мне и почему вы думаете, что я нужен в Англии.

Сабра улыбнулась — в первый раз за все время, и маркиз подумал, что улыбка делает ее привлекательной даже в очках.

— Папа — англичанин, — мягко объяснила она, — и при всей его любви к путешествиям часто тоскует по родине.

Девушка помолчала.

— Когда мы можем себе это позволить, он покупает английские газеты, но они есть и в библиотеках… и еще их… выбрасывают из… богатых отелей.

— Бы хотите сказать, — уточнил маркиз через минуту, — что обыскиваете мусорные ящики?

Сабра сделала виноватый жест.

— Когда это… необходимо.

— Итак, вы прочитали обо мне в газетах, — настаивай он.

— Мы прочитали, что вы… прибыли, что вы здесь, на этой… вилле, и что ваш отец… недавно скончался и вы были в Виндзорском дворце… по приглашению королевы.

— Я польщен, что вы находите меня таким интересным! — саркастически заметил маркиз. — И все это, конечно, подсказало вашему отцу, что я могу быть полезным ему.

Он почувствовал, что выразился довольно грубо. Сабра потупилась.

— Простите… я не хотела… расстраивать вас, — сказала она тем же виноватым голоском, каким говорила до этого.

— Вы не расстроили меня. Вы, или, точнее, ваш отец, побудили меня не возвращаться пока в Англию, а посетить Тунис или любой другой уголок мира, который мне интересен.

Сабра открыла было рот, но снова закрыла.

— Почему вы не говорите того, что думаете? — спросил маркиз. — Что это не просто моя обязанность, а мой долг — делать то, чего ждет от меня королева и моя страна.

— Я не… сказала этого!

— Но вы так подумали.

— Вы не должны… читать мои… мысли!

— Почему? Или вам есть что скрывать?

— Мои мысли — это мои мысли, они… личные и… тайные.

— Для меня — не всегда! — похвастался маркиз.

— Вы хотите сказать… что умеете читать… чужие мысли?

— Видите ли, милая девушка, за все эти годы я убедился в одной простой истине: очень полезно знать, что думает человек, прежде чем он начнет действовать.

Это много раз спасало мне жизнь.

— Когда речь идет о жизни и смерти, это простительно, но когда вы используете свою проницательность… без всякой необходимости, это… это вторжение!

— Значит, вы знаете', что проницательность тем острее, чем чаще она используется.

Сабра не ответила, и спустя минуту он добавил:

— И думаю, вы тоже используете свою проницательность. Я не ошибся?

— Вы догадались… или снова… читаете мои мысли?

— Как бы я это ни делал, результат тот же самый, — ответствовал маркиз. — Если вы проницательны, то просто не можете не знать о вещах, которые люди не склонны говорить вам вспух, а часто даже не хотят, чтобы вы узнали.

После долгого молчания Сабра вызывающе заявила:

— Я никогда раньше не встречала… никого, кто мог бы читать мои мысли… и мне… не нравится… что вы это делаете!

Она вышла из-за стола и, подойдя к лестнице, спустилась с веранды в сад.

Маркиз смотрел, как ее золотистая головка мелькает между деревьев, пока Сабра не вошла в тень аллеи и не скрылась из виду.

Откинувшись на спинку стула, маркиз подумал, что это был очень необычный разговор.

Особенно потому, что он говорил с девушкой, которая явно не испытывала к нему симпатии и которая, несмотря на всю его проницательность, не подходила ни под одну категорию знакомых ему женщин.

И как раз когда маркиз думал о Сабре и о том, какая она своеобразная, на веранду вышел ее отец.

Он выглядел чрезвычайно богемно в белой рубашке без пиджака и с красным платком на шее вместо галстука.

Уже через несколько секунд после прихода Киркпатрика маркиз поймал себя на том, что смеется, и дальше оставаться серьезным было уже невозможно.

Но маркиз понимал, что путешествие, которое они собирались совершить вместе, требует четкого планирования, если он хочет, чтобы все было легким и удобным.

После завтрака они с Киркпатриком поехали в открытой коляске на причал, где стояла на якоре яхта маркиза.

Ее отремонтировали и усовершенствовали всего два года назад.

Теперь, поднимаясь на борт, маркиз подумал, что яхта с удобством доставит их в Тунис.

Капитан явно обрадовался, узнав; что новый хозяин желает воспользоваться яхтой, которая уже год стояла без дела.

Киркпатрик со своей стороны был полон идей о том, что им понадобится в пути из одежды, и они еще потратили немало денег в магазинах в Ницце, прежде чем вернулись на виллу.

Маркиз не удивился, когда Киркпатрик сказал, что его дочь не хочет сопровождать их и предпочтет спокойно посидеть в саду.

Он почувствовал, что испугал ее за завтраком, и за обедом Сабра была очень молчалива.

Она замкнулась в себе, как будто желала укрыться от его посягательств.

Маркиз и сам не знал, как он это понял, но, глядя на Сабру, он вспомнил факиров, которых видел в Индии.

Факиры погружаются в транс, полностью переставая воспринимать окружающее, и даже если их уколоть булавкой, они не почувствуют боли.

Их невозможно разбудить, пока они сами не захотят проснуться; точно так же другие люди могут уходить в себя.

Однако маркиз не мог взять в толк, почему Сабра отгораживается от него.

Он настолько привык, что женщины тянутся к нему и всячески дают понять, как он привлекает их физически, что он подумал, что, наверное, ошибся.

По за обедом, когда Киркпатрик вовсю смешил его, у маркиза снова появилось ощущение, что девушки больше здесь нет.

Ему даже захотелось протянуть руку и дотронуться до Сабры: убедиться, что она не иллюзия, а живое существо из плоти и крови.

Но потом маркиз сказал себе, что он смешон и только потому, что эта девушка нисколько не интересуется им как мужчиной, он вообще ее замечает.

Когда они с Киркпатриком остались одни, маркиз заметил:

— Ваша дочь поступает благоразумно, отдыхая, пока есть возможность. Боюсь, у нее довольно странная жизнь для столь юной особы.

— Дорогой мой; у нас нет выбора, — откликнулся Киркпатрик. — Ее мать, которую я так нежно любил, умерла, а у меня нет ни малейшего желания жить в Англии.