Безразличие - Евгений Константинович Стукалов Страница 8

Углекислый ветерок проплелся по моих стрекозустам. Паутинка походов зимы на весну. Несет свои снега, сугробы в казну этой весны. Хорошее время весна – но не сейчас и не для меня. А ей видимо хорошо. Блаженно. Рубашечка чернеливая, брюки, пахнущие бережностью и материненской любовией. А сама не чтобы яркая. Скорее распространительная. Это двоинное что от яркости. И именно двоинное. Распространение всегда в пару. На двоих делит. На нее – и других. Она верит во что- то. Поэтому очень распространяет свою веру на координацию света и другого. Того что от света. Ведь она между этим. Между этих доколе неизвестных сред. Одно – частицы, другое – нечто после частиц. А между это есть оно. Свет раскромсанный во тьму дает нечто более блаженное чем жизнь со смертью. Это более полезная плоть и воображение. Она скорее есть сам замысел. Видимо для меня она замысел всего сущего.

Вот она, растограющая любое войносочетание и смертесоюзнечиство. Она правда не свет и не темень. Она именно замысел. Пьет стужи воздуха литрами даже не замечая. Она замысел. Замыслу необходимо не тыкать внимание такой мелочью как воздух. Расторгает все бабочкины былины о муравьях, все стрекопрозы о языковых войнах, все мухинные сонеты о своей никчемности. Она замысел сущего. В ней душа настраивает мир на гармонический замысел. На эту красоту всего. На благость и осмысленность. Замысел таков. Она такой замысел. Вся природа поклоняется ее тернистым и вечным ногам. Их гуманитарности и гуманности вопреки всей доспехности ее боли. Скрывать боль сложно длительное время.

Она есть Господ для всех них. В ней есть это господость. И проходит она такая неслучайная по седым районам. Глядя всем в лица. Ведь все люди счастливы, всегда во время весен и во время этих растяниваний сугробов и снегов с зимы до этого живяцелущего всю боль. Кладезь боли земель и природ сама строит мосты для ее поступи.

Вся природа хочет великого. Ее плавность и спокойность – великогое. Земли раслабляют свои спины. Воздухи обвивают хрупкость. Травы навивают святой путь. К ее подруге.

Как они вместе выглядят. Какая она счастливая с ней. Аж солнце от ее передозировки счастьем начинает пестриться ярче и сжигает всю дурноту мысли под фаланги сущего.

Мило обвивают друг другу руки. Как ее кожа плавит горе. Как позолочено – бледна ее кожа. Как она целительно оберегает спокойствие других. Как она мила своей натурой. Эти мельковые бессмысленности, ветрящиеся из ее кратерка рта. Словно последствия взрыва слабой и инвалидной звездочки. Это не годится ей. Это мало, слава Господу! Больше смысловых взрывов из этого кратерка рта. Глубина любого ножа ее рассудка так остер и острог. Поражает любого кантиста, хайдергиста и другистов. Ведь они думали не так как она. Они не замысел, люди. Думали, как люди. А она -, как замысел.

Как хочу с ней поболтать. Как хочу с ней увидеться и подышать с ней этим воздухом. Этой смесью ее души и других менее чистых благ. Как хочу. Но можно ли? Да. Но нужно ли это ей. Она такая радостная. Как солнце. От нее исходят медовые волосы, сластящие любой горький вой сердца, любую скупость проливов чувств и отливов душ. Как хочу. Ведь как ангел без замысла. Без подпитания своей замысленности. Как можно не хотеть святого золота, как не хотеть запаха этих цветений души, как не хотеть вытканных городищ мыслей. Как не хотеть данного, когда оно перед тобой?

Они говорили – словно нет.

… (примерно через сотню смехов и разных речей из ртов) …

…И как бы так ей взгурстнется от ухода подруги. Она идет домой – ей грустно без партнера. Это самое время. Одна. Грустная. Есть лишь чувство. Лечу.

Вот я ближе с каждым мигом. Так давно не покидал небес. Так давно был раним кашерной землей. И никогда не дышал рядом с ней и тромбой, и умом.

Вот она. Как она уставша и отчаяна на страх. Ей видется, что все ей хочет навредить. Сомнительность должна сейчас медленно обнять ее сердце и поцеловать. Как это может быть явно так! Никак! Все ей желает же добра. Вот навящевый риф солнца играет нашу любимую мелодию жизни. Вот увеченые дубы начали прихорашиваться для данной особы, для уроченных кратотами глазей данной скрежали жизни и духа. Ветер идет ровным маршем по седым и хромым улицам этого города.

Земля! Ты в стократ страннее облака и с мигкрат мечтательнее всех небесных королей и королев. Ну…. Помимо ангелочков. Они мечтают больше. Больше другого существа и люда. Она близко. Я чую ее святой дух. Дух, единственно преисполненый нежной оскальпленной улыбкой и умостью. Время обращаться.

Как же так подойти? Какой фокус использовать? О, зайчишко! Лети к ней.

Прыг- прыг. ХАХАХА. Какой милый он. Все. Время идти. Она его гладит. Как это блаженно! Лучи святой замыслии по снежным и беляйным шерстякам и шубьям зайчишки.

Вылезаю.

Это мой кролик. Простите если потревожил.

…

Почему она так смотрит? АААААА. Она же не является небесной тварью. Она не может слышать нас «среди – слов».

–Это мой кролик. Он вышел из рук. Взбесился что-ли. Это странно быть взбешенным таким святым существам, таким святым и чистым. Вот вы не похоже на взбешенную, а на свя….

Заткнись…дальше другое.

– Он милый. Не похож на дикого. Сколько ему?

– Десять тыся…. Три года.

Юродивый олень, как же это десяток тысяч лет кролику. Баран.

– Милый он. И такой молодой.

– Ну он хоть и милый, но ссытся постоянно. Странный кролик. Говорить умеет.

– ГОВОРИТЬ??

–Да, а как иначе…

Ой.

…Он и танцевать умеет. И в беседах участвует постоянно. Вот начнем мы говорить о значении звездной мечты в системе человека – он присоединится. Не верите?

– Довольно занятно. Покажите?

– А мы заговорим про звездные мечты и их вспыхбаумы?

– Вспыхбаумы? Это типо шлагбаум для звезд?

– Ну. Нет. Это их освобождение.

– Освобождение?

– Ну от своей оболочки. Как.. Люди. Попадают в рай – ад.

– Вы верующий?

-Безусловно. Иначе я не могу, по сути. А вы верите?

-Нет. Он нужен лишь для жалких людей. Которые не видят