Сюзан Ховач - Богатые — такие разные Страница 83

Они стояли, уставившись на меня с открытыми ртами. Я презирала их.

— Вы, слушайте меня! — яростно выкрикнула я. — Мой дом буду содержать я сама! Я буду делать деньги! А вас выставлю в самом дурацком свете, если мне не останется ничего другого.

Один из них расхохотался. Я это запомнила навсегда. Его смех придал мне смелости, и я продолжала:

— И не толкайте меня на то, чтобы я все потеряла! — кричала я. — Я не желаю ничего терять! В моем словаре вообще нет слов ни «терять», ни «проигрывать»! Я заинтересована только в выигрыше!

— Но, дорогая моя… — беспомощно всплеснул руками Филип Херст, и, так как я знала, что он один в этой комнате был озабочен моей судьбой, я не прервала его неловкую речь. — Вам понадобился бы миллионер, чтобы содержать эту громаду!

— Значит, я найду миллионера! — огрызнулась я и вышла.

Часом позднее я накручивала педали велосипеда, направляясь к ближайшему телефону. Позвонив своей подруге Хэрриет, которая вела рубрику «Люди недели» в «Иллюстрэйтед Ланден ньюз», я спросила, не было ли в те дни в Лондоне каких-нибудь иностранных миллионеров. Я подумала, что иностранец, менее знакомый с английской действительностью, чем любой местный миллионер, мог бы проявить больше склонности к моему эксцентричному честолюбию.

— …И хорошо бы такого, кому могло бы показаться приятным помочь девушке, оказавшейся в затруднительном положении, — заключила я свое обращение к Хэрриет.

— Да, есть один такой. Пол Ван Зэйл. Американский банкир.

— Хорошо. Он годится.

— Но, Дай, у него ужасная репутация!

— Тем лучше! — заметила я и принялась строить свои планы.

Поскольку к тому времени стало ясно, что у меня нет никакой надежды на обычную респектабельную жизнь, мне ничто не мешало надеяться на обычную респектабельную любовную связь с любым представителем противоположного пола. Я знала, что мне придется спать с Полом Ван Зэйлом, но ради Мэллингхэма я была готова пожертвовать своей девственностью. И вряд ли стоило бы тянуть с этим до брачной ночи, которой никогда не бывать. Кроме того, мне пришлось признаться себе в том, что к тому времени (мне было двадцать два года) меня уже мучило любопытство: действительно ли половой акт такая восхитительная вещь, как, по-видимому, все думают. Я к тому времени уже не была религиозной и решила не прислушиваться к угрызениям совести. И достаточно хорошо знала теорию Фрейда, чтобы сказать себе, что излишняя стыдливость вредит здоровью. И, разумеется, была достаточно доведена до отчаяния, чтобы улечься в постель с совершенно незнакомым человеком. Единственной моей заботой была мысль о том, окажется ли Пол Ван Зэйл достаточно доведенным до отчаяния, чтобы спать со мной, но я очень надеялась на это, вспоминая слова отца о мужчинах средних лет, всегда находящих привлекательными молодых девушек.

Чем больше я думала о Поле Ван Зэйле, тем более решительно была готова к тому, что возненавижу его. Я ехала к нему в офис в большой продуктовой корзине и думала: он мерзкий человек, который будет вынуждать меня сносить все это! Я никогда не видела его фотографий, но была уверена, что он жирный, плешивый коротышка. Одна мысль об его американском акценте вызывала у меня содрогание.

Но вот крышка корзины открылась, я выбралась из нее, встала на ноги, оглядела комнату и увидела его.

Это было мое свершившееся чудо. И чудо это состояло не в том, что был спасен Мэллингхэм, а в том, что я нашла того, кого в конце концов любила. В своей любви к Полу я преодолела свой глубоко укоренившийся страх перед мужчинами. И впервые в жизни смогла порадоваться, что родилась женщиной.

Он меня оставил. Я знала, что он меня оставит. С самого начала он был со мной честен, никогда не давая никаких обещаний, он не имел намерений остаться со мной, но эта его честность делала мое влечение к нему лишь более непреодолимым. После моего разочарования в мужчинах — я ясно видела, как мой отец всегда лгал своим женам, — и когда поняла, что ни один мужчина никогда не захочет на мне жениться, я утешилась мыслью: брак не что иное, как обман. Я знала, что случалось с людьми, обещавшими друг другу любовь навеки, и говорила себе: я не хочу участвовать в подобной романтической чепухе. Если бы Пол был менее честен со мной, я никогда не смогла бы ему верить, но его ужас перед романтической любовной связью со всеми сопутствующими ей обманами и иллюзиями не только совпадал с моим, но и превосходил его. Его ужас был врожденным и искренним, тогда как мой — просто позой, защищавшей мое достоинство, и все же когда наши отношения приняли романтическую окраску, именно я оказалась достаточно реалистичной, чтобы принять это, тогда как он, воображавший себя реалистом, ушел в фантазию, отказываясь признать, что в наших жизнях произошли перемены.

В первый раз я заметила, что он порой неспособен встретиться лицом к лицу с фактами, когда допустил, что я забеременела. Я не скрывала от него, что хотела ребенка. А поскольку я была неспособна вести обычное существование, для него должно было быть совершенно очевидным, что у меня нет иного выбора, как иметь ребенка вне брака. В этих обстоятельствах, как я думала, даже самый бестолковый мужчина догадается, что я хочу сохранить часть его, когда он в конечном счете будет вынужден меня оставить, но я ошиблась. Он до этого так и не додумался. И все же, мне кажется, его потрясение и гнев, вызванные этой новостью, были ничем не оправданы. Но поскольку к тому времени я уже была в ужасе от того, что он должен меня оставить, я предприняла новые усилия, стараясь быть примерной любовницей, не давая ему никаких поводов для недовольства.

Мне нетрудно было вспомнить, какие именно стороны поведения женщин мой отец находил невыносимыми. Ему не нравились излишне любопытные женщины, выведывавшие все что можно о его прошлом, он ненавидел ревнивых, вторгавшихся в его настоящее, и испытывал отвращение к прилипчивым женщинам, старавшимся сковать себя цепью с его будущим. Поэтому я никогда не расспрашивала Пола слишком подробно о его прошлом и всегда пыталась поддерживать у него ощущение полной свободы, возможности покинуть меня в любой момент, когда он этого захочет.

Но он оставался со мной, и поскольку он оставался, мои взгляды менялись. Всегда считая себя внешне очень непривлекательной, я сначала не ожидала от него ничего, кроме небольшого увлечения, но поскольку его привязанность постепенно усиливалась и я стала понимать, что ему я совсем не казалась непривлекательной, я не могла не задумываться над тем, не полюбил ли он меня хоть немного. Наша продолжительная поездка по Норфолкским озерам той осенью осталась памятной, как свадебное путешествие в медовый месяц, и хотя я по-прежнему понимала: в один прекрасный день он возвратится в Америку, у меня росла убежденность, что наша разлука будет лишь временной. Именно поэтому, когда наконец ему пришлось уехать, я оказалась способна собрать всю свою волю, чтобы дать ему уехать, не заливаясь слезами, которые могли бы быть ему неприятны.