Карин Монк - Чужая вина Страница 9

Время тянулось медленно. Хейдон проснулся. Воздух был свеж, чуть пахло горящими дровами. Где-то рядом потрескивал огонь. Матрац был мягким, простыни — чистыми. Легкое тиканье часов вносило успокоение, словно напоминая о порядке, разуме и логике. Хейдон глубоко вздохнул, наслаждаясь ощущением покоя. Он не знал, где находится и как попал сюда, но это точно не грязная тюремная камера, где над ним дамокловым мечом нависала смерть.

С усилием Хейдон открыл глаза. В комнате было темно. Только абрикосового цвета отблески огня в камине падали на покрытый ковром пол и скомканный плед на кровати, на белую ночную рубашку и кремовую кожу мисс Макфейл, которая крепко спала в стоящем рядом кресле.

Женевьева свернулась калачиком, поджав под себя ноги и подложив руку под голову в качестве подушки. Шелковые пряди волос золотисто-кораллового оттенка падали на белоснежную ткань рубашки. Рукава были закатаны до локтей. Бросив взгляд на фарфоровый таз и лежащую на столе мокрую тряпку, Хейдон понял, что это Женевьева ухаживала за ним. На лбу девушки четко обозначились морщины, а на нежной коже под бахромой ресниц темнели круги. Усталость погрузила Женевьеву в сон, слишком глубокий, чтобы его могли потревожить прохладный ветерок, проникающий через приоткрытое окно, неудобная поза или пристальный взгляд ее пациента. Хейдон наблюдал, как медленно поднимается и опускается ее округлая грудь, как время от времени между бровями появляется едва заметная морщинка. Что ей снится?

Хейдон не помнил, чтобы какая-нибудь женщина так о нем заботилась. Он не привык чувствовать себя беспомощным — особенно в присутствии едва знакомой девушки. Зверское избиение две недели назад, болезнь, накинувшаяся на него в тюрьме, и, наконец, жестокие удары надзирателя Симса превратили его чуть ли не в инвалида. Хейдон понятия не имел, каким образом он очутился в этом доме. Он помнил только Джека, который вел его к прекрасной мисс Макфейл. А вокруг нее стояли и забавно размахивали руками ангелочки.

Очевидно, почувствовав, что за ней наблюдают, Женевьева пошевелилась и открыла большие карие глаза, в которых не было ни подозрения, ни страха. Она смотрела на Хейдона, словно пытаясь вспомнить, почему этот изувеченный полуобнаженный мужчина лежит на ее кровати.

Внезапно девушка выпрямилась и стала искать какую-нибудь одежду. Несомненно, она все вспомнила.

— Добрый вечер, — прохрипел Хейдон; горло его совершенно пересохло и болело.

Женевьева схватила шерстяную шаль, упавшую на пол, и быстро завернулась в нее, прикрыв плечи и грудь. Сколько времени он ее разглядывал? И как она только могла заснуть? Господи, волосы распущены, ноги босые, да еще рядом незнакомый полуголый мужчина. Он, конечно, и пальцем не способен пошевелить, но стыд-то какой! Взяв со столика кувшин, Женевьева налила воды в стакан, стараясь за эти несколько секунд взять себя в руки.

— Вот, — сказала она, одной рукой придерживая шаль, а другой поднося стакан к губам Хейдона. — Попробуйте сделать хоть один глоток.

Хейдон сделал глоток, потом еще и осушил стакан целиком. Вода приятно охлаждала рот и горло. Хотя он привык к изысканным винам, но не мог припомнить такого вкусного питья.

— Благодарю вас.

Женевьева поставила стакан на столик и поправила шаль.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше.

Она посмотрела на поднос, который Юнис принесла несколько часов тому назад.

— Хотите немного бульона? Он уже остыл, но я могу спуститься и подогреть его…

— Я не голоден.

Женевьева молча кивнула, не зная, что говорить и делать дальше.

Всю ночь она ухаживала за ним, несмотря на дружные заверения Оливера и Дорин, что они сделали для него все возможное и теперь только богу решать, выживет этот бродяга или нет. Уже несколько лет Женевьева привыкла не полагаться исключительно на бога в делах, где хоть что-то зависело от нее. Кем бы ни был этот человек и что бы он ни сделал, она не могла уйти и оставить его страдать до утра в одиночестве.

Женевьева постаралась сбить жар, протирая израненное тело Хейдона разбавленным уксусом, меняла простыни, прикладывала ладонь к его пылающему лбу, пытаясь определить, успешна ли ее отчаянная битва с лихорадкой. Она успела изучить каждый контур его тела, когда он сжимался, страдая от озноба, или широко раскидывал руки и ноги, охваченный невыносимым жаром. Женевьева научилась рассчитывать, сколько капель воды влить ему в рот, чтобы он не захлебнулся, и сколько сил вкладывать в каждое прикосновение, чтобы не причинить ему боли. Она знала теперь каждый ушиб, каждую царапину на его теле, какие ребра сломаны, а какие просто болят. Это избавляло ее от чувства неловкости, создавая ощущение, будто они знакомы давным-давно.

Но теперь, когда Хейдон проснулся, это ощущение сразу исчезло.

— Вы… помогли ему?

Женевьева недоуменно посмотрела на него.

— Мальчику, — объяснил Хейдон, с трудом подбирая слова. — Вы помогли ему… освободить меня?

Женевьева хотела было ответить решительным «нет», но подумала, что это не совсем правда. Она ведь видела, как Джек тайком снял ключи с пояса надзирателя, и вместо того, чтобы остановить его, создала суматоху, отвлекая внимание тюремщика. Выходит, она позволила Джеку завершить задуманное. Разве она не догадывалась о его намерениях. К тому же он просил забрать вместе с ним и Хейдона.

— Не в моих привычках вызволять из тюрьмы преступников. — Женевьева не была уверена, кого она пытается убедить — себя или его.

— Но Джека вы вызволили.

— Исключительно законными средствами, с ведома и согласия мистера Томпсона, — ответила она. — К тому же Джек всего лишь мальчик, и его вообще не следовало отправлять в тюрьму.

— Меня тоже. — Хейдону было очень трудно говорить, и он устало закрыл глаза.

Женевьева смочила тряпку и положила ее на лоб Хейдона, потом, окунув другой кусок ткани в прохладную воду, стала протирать ему лицо.

Каким должен быть человек, если он, сам еле держась на ногах, полез в драку, защищая незнакомого мальчишку. По словам Джека, он попал в тюрьму уже серьезно раненным. Конечно, он понимал, что в таком состоянии ему не справиться с надзирателем. К тому же он даже не подружился с пареньком. Джек говорил, что они едва обменялись полудюжиной слов за все время, которое провели вместе в камере.

Выходит, этот человек был способен на сострадание и благородные поступки, удивительные для убийцы.

Голова Хейдона склонилась набок, а дыхание стало глубоким. Он заснул. Женевьева осторожно убрала с его лба мокрую тряпку, дотронулась ладонью. Жар еще присутствовал, но уже не был таким обжигающим, как час назад. Однако опыт, приобретенный в борьбе с детскими болезнями, научил ее, что температура может падать, а затем внезапно подскакивать с угрожающей скоростью. Нужно тщательно следить, чтобы этого не произошло. Поправив одеяла, Женевьева взяла поднос. Надо отнести остывший бульон на кухню и захватить оттуда свежей воды.