Ирена Гарда - Мессалина. Трагедия императрицы Страница 9

— И ты дал ему уйти? Мама, я его сейчас убью! — протянула к нему руки Мессалина, с явным намерением воплотить угрозу в жизнь, но Воробей юрко увернулся от ее пальцев и снова торопливо заговорил, чуть заикаясь от страха:

— Я тоже решил, что опоздал, но потом увидел такое, от чего обомлели все, кто был поблизости от храма.

— Ну и?.. — У Мессалины от нетерпения сердце было готово вырваться из груди.

— Стражники вывели префекта претория, который выглядел точно мокрая курица, и куда-то повели. Тут такая повисла тишина, что я даже испугался. Вся площадь молчала, провожая его глазами. А потом все начали кричать и обниматься от радости, а я побежал следом за стражниками и увидел, что они повели этруска в тюрьму, а сенаторы побежали из храма… А я побежал к вам… Вот…

Он робко взглянул на своих хозяек, не зная, что ожидать за свои труды: порку или награду, но те потрясенно смотрели друг на друга.

— Так вот оно что… — выдохнула Мессалина, пытаясь собраться с мыслями.

— Я предполагала что-то похожее, но не думала, что Тиберий предпримет столь радикальные меры. Мы слишком рано сбросили его со счетов… — Тут Лепида опомнилась и, оглянувшись по сторонам, заметила, что в атриуме собралось слишком много лишних ушей.

— Ты можешь идти, — кивнула она мальчишке, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу. — Если все окажется так, как ты сказал, то я тебе дам двадцать, нет, сто сестерциев. Но если ты солгал — выпорю так, что ты месяц не сможешь ходить. Понял?

— Благодарю, госпожа! — Обещанная награда была гораздо большей, чем он предполагал, и довольный Воробей умчался, подпрыгивая от радости, на кухню. За ним потянулся целых хвост из прислуги, желающей услышать больше подробностей.

Дождавшись, когда топот множества ног затихнет в направлении кухни, Лепида сделала дочери знак, чтобы та последовала за ней в перистиль — внутренний дворик, украшенный греческими статуями и прелестными газонами. В центре всей этой красоты возвышался фонтан, изображавший трубящего Тритона, но сегодня им было не до его прохладных струй.

— Ты понимаешь, что произошло? — начала Лепида, убедившись, что никто не подслушивает их разговор.

— Император возвращается в Рим?

— Видимо, да. Но это потом, а сейчас наверняка начнутся репрессии. Будут преследовать всех, кто так или иначе связан с этруском и его семьей. Боюсь, что полетят головы. Слава Минерве, что мы были от него далеки, если не считать…

— Вот-вот, — чуть более злорадно, чем ей хотелось, подтвердила Мессалина. — Не зря вчера Макрон об этом спрашивал.

— И что нам теперь делать? — вконец расстроилась матрона, жалевшая, что они слишком рано вернулись в этом году из Путеол, где пережидали летнюю жару.

Мессалина почувствовала вдруг жалость к этой стареющей женщине, с которой они никогда не были по-настоящему близки.

— Ничего страшного не произошло, мама. В конце концов, Макрон всего лишь мужчина, который, правда, как говорят, любит свою жену. Однако что-то мне подсказывает, что если я приложу немного усилий, то…

— Что ты говоришь, глупая девчонка! Не хватало еще, чтобы ты легла в постель с другом отца! Макрон был с нами очень любезен, и я надеюсь, что все обойдется.

— Его любезность ни о чем не говорит. Ты сама только что слышала, что с Сеяном он был тоже весьма любезен в это утро. Поверь мне, я знаю, что говорю.

— Ты стала циничной.

— Учителя хорошие были.

Лепида пристально посмотрела на свою дочь. Перед ней стояла красавица, глаза которой были холодны, как родниковая вода. Как, когда она пропустила момент, после которого ее дочь из непосредственной девочки превратилась в бездушную и хитрую женщину? Этот вопрос еще долго не давал матроне покоя. Но если бы кто-нибудь сказал гордой римлянке, что превращение произошло в тот момент, когда Мессалина услышала об исчезновении Квинта, то Лепида не поверила бы своим ушам. Не могла ее дочь, краса и гордость семьи, так убиваться из-за какого-то несчастного раба, пусть даже он и был недурен в постели. Честь римлянки не позволила бы!

Весь день за закрытыми дверями дома Мессалы бушевала восторженная толпа. Стоя рядом с матерью в атриуме, Мессалина прислушивалась к радостным крикам, изредка перекрываемым отчаянными воплями и грохотом падающих камней — это счастливые граждане крушили памятники ненавистному этруску и били тех, кто своим поведением давал хоть малейший повод заподозрить их в сочувствии к падшему временщику.

Возбужденная всеобщим ликованием девушка несколько раз порывалась выйти на улицу и принять участие в веселье, но осторожная Лепида удерживала ее дома, ссылаясь на приказ Макрона. Разумеется, она была рада, что ее враг получил по заслугам, но арестовать Сеяна было еще полдела: еще не сказала своего слова преторианская гвардия, находившаяся под командованием этруска, — единственная реальная сила, с которой не смогли бы справиться не только граждане Рима, но и когорты городской стражи, бывшие в вечных контрах с заносчивыми гвардейцами.

Близился вечер, но шум на улице не затихал. Более того, он стал еще громче. Все чаще стали раздаваться выкрики «Смерть предателю!», и вдруг, словно в театре, послышались аплодисменты. Этого изнывающая от любопытства Мессалина выдержать не могла, и, решительно направившись к двери, девушка сделала знак привратнику отодвинуть тяжелый засов. Тот повиновался и, вытащив железный штырь, приоткрыл одну из створок, наполнив атриум уличным гамом.

Не обращая внимания на увещевания матери, Мессалина, накинув на голову шаль и выскользнув под сень портика, ахнула, прижав ладони к щекам: куда ни кинь взгляд — все пространство вокруг было забито людьми. Она поймала за рукав ближайшего к ней мужчину, который, судя по исходящему от него запаху, промышлял продажей жареной рыбы, и робко поинтересовалась, озираясь по сторонам:

— Скажите, пожалуйста, чему только что так радовались граждане Рима?

Тот удивленно взглянул на хорошо одетую юную римлянку и, улыбаясь, воскликнул:

— Ты откуда такая взялась? Да каждая бродячая собака в Риме знает, что сегодня по приказанию принцепса, — да хранят его боги! — арестовали проклятого этруска и всю его семью вместе с Ливиллой. А аплодировали потому, что прошел слух, что их казнили, а еще кто-то видел, как их тела сейчас стаскивают по Гемониям, чтобы бросить в Тибр.

Мессалина вспомнила тихую девочку, которую встретила в доме Сеяна.

— Но ведь дочь префекта претория — девственница, и по законам Рима ее не могут казнить.

Торговец рыбой смущенно хмыкнул и почесал плохо выбритую щеку: