Сюзан Ховач - Богатые — такие разные Страница 90

— Дайана, может быть, мы втроем и Питерсон поедем в «роллс-ройсе», а Мэйерс с няней и с багажом на «кадиллаке»? А горничную вы с собой не взяли?

— Это было бы просто смешно, Пол! Тащить с собой экономку, няньку, да еще и горничную…

Элан проворно забрался в «роллс-ройс» и, как щенок, уже обнюхивал обивку.

— Вкусно пахнет! — одобрительно заметил он, когда я уселась рядом. Он повернулся к Полу и, поколебавшись, спросил у меня театральным шепотом: — Как его зовут?

— Я же тебе говорила, дорогой мой, что…

— Ну да, я знаю, что он папа, но как мне его называть?

— Лучше всего просто «папа», — сказал Пол.

Шофер захлопнул дверцу.

— О, Пол, это так по-викториански!

Наши взгляды встретились. Он рассмеялся.

— Да, — сказал он, — ничего не изменилось.

— Мамочка, посмотри-ка, дядя, который ведет машину, похож на моего черномазого человечка!

— О, Боже, нельзя так говорить, маленький!

— Почему нельзя? Что в этом плохого? Я люблю своего черного человечка! Папа, как мне стать таким же черным, как этот дядя за рулем?

Пол принялся рассказывать сказку Киплинга о леопарде, который не мог избавиться от своих пятен, а «роллс» тем временем, оставив позади морской вокзал, уже катил по широкому прямому бульвару.

— Это Сороковая западная улица, — сказал Пол, закончив урок литературы. — На пересечении с Пятой авеню повернем на север и дальше прямо в центр города.

Я кое-что прочла о Нью-Йорке.

— Кажется, Сороковая улица одно время была самой фешенебельной, не так ли?

— Да, но деловой центр Нью-Йорка с годами все больше отдаляется от географического. В дни моей юности нижняя Пятая авеню была застроена только жилыми домами и основная торговля шла на Шестой авеню и на Бродвее, теперь же новым «торговым бульваром» стала Пятьдесят седьмая, а жилая зона сместилась к северу, туда, где когда-то были трущобы. Я хорошо помню лачуги, стоявшие там, где теперь находится мой дом…

За этим разговором мы ехали по Нью-Йорку, я рассматривала дома, а Элан все никак не мог оторваться от кожаной обивки машины.

Пришло время повернуть на север, и когда «роллс» оказался на Пятой авеню, моим глазам открылась панорама этой знаменитой улицы, поднимавшейся все выше, насколько можно было охватить взглядом.

— Посмотрите назад, — проговорил Пол, — там видна арка на площади Вашингтона.

Я вертела головой, стараясь увидеть все сразу. Мы миновали деревья на Мэдисон-сквер, купол Метрополитен Лайф, возвышавшийся как башня-трехгранник Флэтайрон-билдинг, громадные дома министерств на Тридцатых улицах, проехали мимо каменных львов у парапета библиотеки на Сорок второй и, наконец, застряли в пробке около собора святого Патрика. Вывернув шею, я посмотрела на готические шпили. Среди воплей клаксонов и рокота моторов столпившихся автомобилей прошлое Европы смешалось в моем сознании с какофонией американского настоящего, и меня охватил трепет крайнего возбуждения и ожидания.

— Мне это нравится! — сказала я Полу.

Его глаза заискрились.

— Добро пожаловать снова в мой мир, мисс Слейд! — смеясь, проговорил он и добавил с жестом хозяина: — и на Плазу!

Над великолепным фонтаном высилось барочное здание, за открытым пространством площади виднелись деревья Центрального парка, а в верх по Пятой авеню тянулись на север особняки богачей.

— О, небо! Я буду жить здесь? — ослабевшим голосом спросила я.

— Да, это очень хороший отель, и я думаю, что вам будет удобно…

— Наверное… Я уверена, что мы устроимся очень хорошо!

Я забыла о пристрастии Пола к большим отелям. Поправив шляпу, я сделала все возможное для того, чтобы грациозно выйти из «роллс-ройса», и направилась в вестибюль отеля.

— Это дворец, да? — спросил пораженный Элан. — Мамочка, это дворец как в сказке?

Это был настоящий дворец.

Персонал отеля встречал нас с поклонами чуть не в пояс, говорили они вполголоса. Отделанный позолотой лифт бесшумно поднялся на верхний этаж, и нас проводили в громадный номер из нескольких комнат, с окнами в сторону парка. Во всех комнатах было множество цветов. Мне никогда не доводилось видеть сразу столько орхидей, разве что в оранжереях, и, когда Пол вставил мне одну из них в петлицу, я, потрясенная всей этой роскошью, едва нашла в себе силы его поблагодарить. Я все еще пыталась опомниться, когда два официанта вкатили тележку с ведром льда и с банкой икры, а Мэйерс вынул из сумки припрятанную там бутылку шампанского.

— Положим ее на несколько минут на лед, — проговорил Пол, когда Мэйерс исчез за дверью.

На этот раз я окончательно утратила дар речи. Я любовалась красными бархатными гардинами от пола до потолка, золотистым ковром, золоченой фурнитурой и мебелью в стиле Людовика Пятнадцатого (а может быть, она была подлинная?). Даже мраморный камин выглядел так, как будто был сделан кем-нибудь из учеников Роберта Адама. Подбежав к двери в большую из двух комнат, Элан крикнул:

— Мамочка, посмотри! — и когда я взглянула через порог, то увидела в его объятьях громадного игрушечного медведя. Я таких никогда не видела. Мэри Окс с округлившимися глазами уже рухнула на обтянутый полосатым атласом шезлонг. — Смотри, мамочка! Смотри, Мэри! Смотрите, какой он большой!

— Какой он славный… бархатный… Но что надо сказать папе? Не забывай…

На кровати легко могли уместиться четыре человека, а за задней дверью открывалась мраморная ванная комната с зеркалами по стенам. Проходя в гостиную, я услышала, как Элан поблагодарил отца за подарок.

— Тебе он нравится? Вот и хорошо. А, вы здесь, Дайана! У меня есть подарок и для вас.

Пол протянул мне шкатулку. На крышке квадратной шкатулки было выгравировано: «Тиффэйни и компани». Открыв крышку, я обнаружила в ней пару серег.

— Надеюсь, я не ошибся, ведь зеленый — ваш любимый цвет, — заметил Пол.

Я не могла оторвать глаз от изумрудов.

— Не забудь сказать «спасибо», мамочка, — пропищал Элан.

— Маленький монстр! — Улыбнувшись сыну, я поцеловала его в макушку и повернулась к Полу. — Спасибо, дорогой — за все… Какой чудесный прием! Я совершенно покорена. Что я могу еще сказать?

— Ничего не говорите! — отозвался Пол, и я увидела, как в его непередаваемой улыбке появилось что-то эротическое. Он склонился ко мне и страстно поцеловал меня в губы.

Как только мой рот оказался свободным, я разразилась смехом.

— Вы несносный человек! — воскликнула я. — Мучить ожиданием целых три года, а потом просто сбить меня с ног, несмотря на всю мою решимость быть твердой! Почему я так безоглядно рада видеть вас снова? Не иначе как я помешалась.