Ересь - Влад Козлов

Влад Козлов

Ересь

1

Черный цвет, такой глубокий, неосязаемо-безграничный, безнадёжный и глубоко злой. Любимый строгими людьми, не вычурными, которые предпочитают стиль и настроение темнее серого. Свет неба в аду, как верят многие из нас. Если бы я знал, что завтра не наступит — то черный был бы на моей груди. Цвет одежды, в которой люди приходят сказать прощай близким людям. Цвет названия на самом деле голубого моря, цвет сгоревшего мяса, цвет утраты.

Я не герой своей жизни, и не злодей. Слишком мелкий разлив для таких важных ролей. Иначе, как вечно кем-то подмеченной ошибкой меня сложно назвать. Всю сознательную жизнь я стремился адаптироваться, забывая о том, какого это — просто жить. Я не мог ни на секунду расслабить мускулы в своем организме. Плечи напряжены всегда, ноги налиты свинцом, а лицо вечно хмурится и рисует гримасы, мешая открыть глаза и сжечь себе роговицу ярким светом весеннего утра, чтобы наконец видеть мир таким, какой он и есть по своей сути — черно-белым, без всяких вопросов, оттенков и лишних сложностей. Только черный, только белый, и более ничего. Лишь туман нарисованной эпохи томно давит на плечи, рисуя перед моими глазами лживо цветной мир.

Я был глуп и слеп раньше, что верил им всем. Верил миру, что все будет прекрасно. Верил рассветам и закатам, что они ярко оранжевые. Верил людям вокруг себя, что они настоящие. А на самом деле оказалось не так. Все, что я любил, ценил и исповедовал — все это оказалось симуляцией. Ложью, созданной кем-то умелым и коварным. Созданной челов…существом, что выше нас и мудрее. Начитавшись на досуге литературы и статей на тему нереальности происходящего, я наконец будто бы прозрел, будто увидел истину. Будто стал чуть выше ростом, будто смог смотреть дальше, чем все остальные люди… Ну или кто вы там.

Создатель нашего мира — несправедлив и безумен. Будто нашим миром управляет соседский мальчик из "Истории игрушек". Хамоватый, злой, с брекетами, уф… От него ещё, наверное, пахнет неприятно, не знаю, вот такое впечатление о себе оставил, после встречи.

А видел я его в предсонном бреду, естественно похмельном. Когда он куражился, сжимал меня и ломал мои кости, как веточки. Когда он, в наказание, сделал так, что мой организм меня предал. Я поломался, стал приходить в негодность. Кожа огрубела, волосы поседели, а голос стал вечно гнусавым.

И вот в таком состоянии я и остался доигрывать свою жизнь, будто все вокруг ставит палки мне в колёса. Мне — нелюбимому ученику Бога и создателя. В момент, когда последние искры из моих глаз уйдут, не оставив и проклятого хвостика кометы, я и сам погасну, как дешёвая лампадка. Стану таким же, как и безумный человек. Перестану быть обычным.

Перестану и забуду. Забуду все, что связывало меня с бессознательным. Но пока помню лишь их — два серо-синих огонька, прожигающих насквозь мою глупую голову. Это была моя самая ценная награда. Приз безумцу, восторг моих томных дней, сны и мечты — все в этих огнях. Бессонные ночи над трактатом о порыве верности души моей — все это ради того, чтобы наконец утопить их в слезах. Подарить этим огонькам что-то такое, что помогло бы наконец проломить панцирь смущения и страха, освободив ручьи из жидких бриллиантов.

Я мечтал сказать все и сразу, запаковать это в могилу печатных страниц и отправить из сердца вон, да для всех, на показ. Чтобы каждый узнал, понял, принял и поверил мне, что я не лжец, а просто глупец. Воробей, что пытается взлететь до вершины Эвереста. Где нет воздуха, где замирает сердце от страха, но горизонт такой прекрасный, что страшно и представить. Насколько счастлива была бы глупая пташка погибнуть там. Задохнуться, сжаться, испепелиться — но только там! Чтобы раз и навсегда, красиво покинуть этот мир, прямо как я когда-то мечтал врезаться на фуре в вулкан, и чтобы магмой меня расплавило. Великому человеку — великая смерть, да?

Но оказалось все не так. Пытаясь казаться кем-то великим, я лишь застолбил себе место падали, с просроченной биркой. Безумного графомана, что сидит на площади в центре города с осколком кирпича на плитке. Сидит и рисует маленького воробушка, что любуется на мир с горных вершин. С тех, что не видели ещё следа такой птицы. С тех, где путь его дальнейшей жизни освещают лишь два серо-синих огонька, наполняющиеся бриллиантами, стоит ему начирикать их любимую песню.

И все это оказалось наигранной ложью вселенной. Расслабился, поверив ей. А как узнал правду — остыл и устал. Очень сильно выдохнул, произнес ёмкое матерное, и приземлился всем туловищем прям обратно, на дно, откуда видно звёзды. Откатился обратно до непонимания и безмолвия, утолив жажду страсти электричеством, металлом и стеклом.

2

А потом, достигнув дна вселенной я, наконец, уснул. Растворился в самый мягкий сон, забыв о имитации жизни и симуляции мира, предпочтя этому всему нечто реальное и осязаемое — сны! Великие миры и великие места, все то, до чего не додумался создатель, но уже придумал я. Это личное наслаждение, страх и страсть. Это первородный испуг и настоящие, ценные эмоции. Ведь ещё Платон говорил, что все иллюзорно, но лишь идеи реальны.

Во сне человек разнообразен весьма. Чуть ночь — и тысячи оттенков храпа разносятся по миру, от сопения, до басистого горлового пения. Особенно хорошо слышно это в плацкартных вагонах на длительных остановках, когда организм каждого нервничает и храпит, громко. Но стоит поезду-папе тронутся, и начнет он нас качать, как детишек, так засопим мы все сладко и уснем, погружаясь в мир сладких грёз, в которых мы фатально либо счастливы, либо трагичны. То, что создало наш мир возможно и не подозревает, что во снах мы доделываем его работу. Существо, озорной бедокур, шалун — создатель. Любитель колкостей, греха и травли. А я сам — лишь скромный последователь, который сквозь грёзы жалко прячется от истины.

Там, в мире моих снов, дозволено все! Ведь если никто не узнает и не увидит — то можно делать что угодно. В мире грёз, к сожалению, мне и довелось достигнуть того самого пространства абсолютной свободы, к которому я так долго стремился. Всю жизнь я путал его с шуткой, похотью, чревоугодием и жадностью, а оказалось, что