Эшли Дьюал - Если Небо Упадет Страница 10

Отпиваю из бутылки алкоголь, морщусь и шепчу:

— Чтоб ты знал, умереть не так просто, как кажется.

Дима отнимает у меня коньяк, делает несколько глотков и отвечает:

— Знаю.

Мы молчим, смотрим куда-то сквозь стену. Думаем о времени. Оно, вряд ли, думает о нас. В воздухе повисают незаданные, скрытые вопросы, ответы на которые каждый из нас хотел бы узнать, и ответы на которые каждый из нас боится услышать.

Я, наконец, решаюсь поднять взгляд, смотрю на Диму. Он красивый. По-своему. Плечи широкие, руки слегка худоватые. Нос длинный, узкий, синий в том месте, куда врезался кулак мужчины, губы такие пухлые, что даже в профиль хорошо выделяется их очертание. Но я не хочу лукавить и сразу признаюсь: мне нравится. Откидываю назад голову, исследую его слегка заросший подбородок, вблизи кажущийся грубым, острым и тайно думаю о том, разглядывал ли он меня так же. Изучал ли мое лицо с таким же трепетом и интересом.

— Так как правильно ответить на твой вопрос? — тихо спрашиваю я, и Дима оборачивается. Наши взгляды находят друг друга. Мне приходится помедлить немного, чтобы собраться с мыслями. — Что будет, если небо упадет?

Парень улыбается на одну сторону и, придвинувшись, отвечает:

— Небо уже упало, Мира. Небо — это воздух, притягиваемый землей, и он всегда рядом с нами, здесь, не высоко, а прямо тут. Поэтому в следующий раз, когда ты захочешь попасть туда, — он указывает пальцем вверх и кривит рот, — вспомни о том, что ты уже там.

Он замолкает, а я вдруг начинаю улыбаться. Не знаю, почему, просто растягиваю рот в улыбке и смеюсь. Как в детстве, когда рассмешить могла даже самая несмешная шутка.

— Что? Ты чего?

— Не знаю, просто ты странный, — покачиваю головой. — Впервые встречаю такого человека.

— Какого? Ты меня пугаешь.

— Да, нет. Почему пугаю? Просто ты мыслишь нестандартно. Самолетики, надписи, небо, воздух. Сплошные метафоры. Это так необычно.

— Откуда тебе знать, как выглядят обычные вещи? Возможно, то, что я делаю — как раз-таки самая настоящая банальность.

— Нет! — улыбаясь, вскидываю руки. — Поверь, ты постоянно застаешь меня врасплох своими странными фразочками. Небо уже упало? Что? Да, как такое возможно? Это нереально.

— О, Мира. Ты видишь вещи только в черном или белом цвете. Так нельзя.

— Зато ты видишь мир цветным и ярким. Как пафосно и мерзко.

Дима легонько толкает меня в бок. Касается щекой стены и пронзает увлеченным взглядом: на секунду мне кажется, что именно так я смотрела на него несколько минут назад. Мы вновь молчим, но нам не в тягость. Я повторяю его позу, хитро сужаю глаза и забываю о том, что совсем недавно хотела умереть. А он вновь кривит рот на одну сторону. Этот жест уже засел у меня где-то в груди.

— Мира?

Вечность лопается, словно мыльный пузырь. Я резко выпрямляюсь и, к огромному сожалению, замечаю на лестничной площадке соседку с пятого этажа. Уверена, она счастлива. В конце концов, теперь ей будет, о чем поговорить с подругами на скамейке в течение нескольких долгих и нудных недель. Так и представляю себе эти тупые разговоры: бедная девочка со второго этажа, ну та, которая потеряла родителей на Украине, совсем от рук отбилась. Пьет. В подъезде! Да еще и с каким-то парнем! Ай-яй-яй. Жалко, ведь семья была приличная.

Закатываю глаза, замечаю, как Дима убирает бутылку за спину и отрезаю:

— Здравствуйте.

— А что это вы делаете?

Пьем, взрослеем, притягиваемся, ищем смысл в жизни. Вряд ли она поймет то, что сейчас вертится в моей голове, поэтому я просто решаю не отвечать. Нехотя поднимаюсь на ноги. Дима тоже встает. Он отряхивает джинсы, оглядывается и неожиданно спрашивает:

— Вам на какой этаж?

— Что? — соседка сбита с толку. — В смысле?

— У вас тяжелые пакеты. Давайте помогу.

Моя челюсть практически падает. Вскидываю брови и непроизвольно ставлю на пояс руки: серьезно? Так нагло подлизываться даже Ленка не умела! В груди колет. Я испуганно понимаю, что впервые за все это время позволила своим воспоминаниям взять верх над разумом. Черт. Сильно прикусываю губу и тут же взвываю: появляется кровь.

— Я подойду через пару минут, — Дима поднимает сумки и, уходя, кидает, — не вздумай.

— Что?

— Ты знаешь что.

Недовольно прищуриваю глаза: не хватало еще, чтобы о моих проблемах узнал весь подъезд. Наблюдаю за тем, как парень скрывается с соседкой за поворотом, мну пальцами холодное лицо и, покачиваясь, возвращаюсь в квартиру. Алкоголь лениво берется за голову. Вижу вдалеке разбросанные по полу таблетки, только теперь мне кажется: их больше. Или они двоятся. Встряхиваю головой. Не нужно было вставать так резко. Закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться, но лишь вновь покачиваюсь в сторону. Цепляюсь руками за шкафчик и выдыхаю:

— Черт.

— Черт?

Оборачиваюсь, вижу на пороге Диму и повторяю:

— Черт.

Почему он так быстро вернулся? Громко выдыхаю. Здравый смысл упорно кричит: в зале валяется с десяток таблеток снотворного, обезболивающего, успокоительного — нужно срочно их убрать! Меня буквально передергивает от мысли о том, что Дима все это увидит. Но тело вялое, заторможенное, словно я масло, и меня заперли в духовке, поэтому я лишь топчусь на месте, поддерживая слабыми руками голову.

— Смотрю, алкоголь серьезно за тебя взялся, — парень закрывает за собой дверь, по-хозяйски проходит в коридор. Снимает кроссовки. — Да?

— Отчасти.

— Отчасти? Ты вообще пила когда-нибудь? Наверно, нет, потому что…, — Дима замолкает, и, к сожалению, я знаю почему.

Мое лицо становится красным, воспламеняется. Мне так стыдно! Я подлетаю к парню, отталкиваю его в сторону и первой прохожу в зал. Падаю на пол. Дрожащими пальцами собираю таблетки, ищу флакончики, нервно вожу ладонями по ковру, надеясь быстрее убрать всю эту мерзость, закрываю одни баночки, открываю другие, горстями пихаю лекарство внутрь, чувствую, как горло становится колючим, но не останавливаюсь. Я должна спрятать таблетки, я должна избавиться от них.

— Мира.

Почти все. Закрываю флакон с успокоительным, прячу его, затем сваливаю остальные таблетки в пакет. Собираюсь, схватить банку с обезболивающим, когда мою руку перехватывают. Поднимаю взгляд. У Димы странные зрачки. Я и раньше замечала его необычные, редкие глаза, но сейчас, когда его лицо так близко, мне особенно четко видна радужка: справа — голубая, слева — слегка коричневая. Это настолько непривычно, ново. Присматриваюсь, вижу на зрачке четкую карюю полоску и застываю в немом восхищении. Она маленькая, едва заметная, но она полностью меняет взгляд, который испепеляет меня своей жалостью. Жалостью! Вырываю кисть и рассерженно спрашиваю: