Сандра Мэй - Дети любви Страница 10

Эти женщины явно не обращали внимания на собственную наготу. Скорее, они относились к ней, как к некой форме одежды. На большинстве присутствующих не было вообще ничего, лишь некоторые могли похвастаться наличием трусиков… если кусочки прозрачной ткани размером с четверть носового платка, едва прикрывавшие лобок и державшиеся на тоненьких золотых шнурках, можно назвать этим гордым именем. По сравнению с ними собственные трусики Морин тянули на панталоны!

Груди большие и маленькие, смуглые, молочно-белые, шоколадные, с крупными темными сосками и крошечными розовыми бутонами, пятого и первого размеров – буйство плоти могло бы смутить даже самого стойкого из аскетов. Длинные ноги, стройные бедра, мускулистые попки, впалые животы, пупки с блестевшими в них бриллиантиками. Вольно разметавшиеся белокурые локоны, жесткие черные кольца, короткие стрижки «под мальчика», рыжие гривы. И затейливо выстриженные треугольники лобков – в таком количестве, что отвести глаза Морин не могла просто физически.

Над всем этим развратом висел звонкий многоголосый гомон – женщины переговаривались, спорили, смеялись, ругались, сквернословили, плакали, курили… У Морин все сильнее кружилась голова, она еле стояла на ногах.

Высокая шоколадная красотка в розовом прозрачном неглиже подхватила ее под руку и прошипела:

– Ты сестра Мэг, верно? Только молчи, умоляю! Меня зовут Пейдж, я подруга твоей сестренки. В клубе шухер, Бренда в ярости, а здесь у нее полно шпионов, так что пошли к столику Мэг. Просто гримируйся и молчи. Мол, злишься, что тебя выдернули с отгулов.

– Но я…

– Молчи. Слушай. Сегодня с утра Бренда орала так, что потолок трясся. Она прочитала интервью, а через полчаса ей позвонили и забронировали клуб на весь день под частную вечеринку. Так довольно часто делают, но на этот раз клиент поставил условие – Мэгги Стар должна танцевать обязательно. Бренда приняла чек, позвонила Мэг, то есть уже тебе…

– Пейдж, я не собираюсь…

– Заткнись. Это еще не самое плохое. Полчаса назад выяснилось, КТО именно забронировал клуб.

– ???

– Бешеный Пирелли.

– А кто это?

– Класс! Узнаю подружку Мэгги! Ты знаешь, от кого она сбежала?

– Ну… от своего парня, который оказался не вполне законопослушным…

– Кудряво формулируешь, молодец. Не буду темнить. От Чико Пирелли она свалила. От Бешеного Чико, Бешеного Пирелли, от Большого Босса. Он и есть ее парень.

Сквозь звон в ушах Морин изумилась – все вокруг неожиданно приобрело приятный зеленый оттенок. Звуки стали глуше, свет – приглушеннее. Пейдж немедленно встряхнула ее и прошипела в самое ухо:

– Сейчас ты идешь на сцену, репетируешь, потом отпрашиваешься в дабл…

– Ку… куда?

– На горшок! В сортир! Писать! Так вот, оттуда через окно вылезешь в переулок и сделаешь ноги.

– Но…

– Ты хоть знаешь, почему Бешеный гоняется за Мэг?

– Н-нет…

– Он от избытка чувств сделал ей предложение и бросил к ее ногам свои миллионы, попутно объяснив их происхождение. А наша Мэгги взбрыкнула, вспомнила босоногое детство, молитвы на ночь, лагерь скаутов – и заложила Бешеного прессе. Дала интервью, в котором так прямо и брякнула: бандит вы, мистер Пирелли, и деньги ваши бандитские.

– О господи…

– Не то слово! Господи явно был в отпуске, когда ее это осенило. Мало того что Пирелли по-человечески обиделся – за это он бы ей, может, и не захотел откручивать голову, он мужик с понятием, – но он аккурат намедни собрался баллотироваться в мэры, а тут такая херня. Ладно бы враг или политический противник, но своя собственная подружка… Короче, я его где-то понимаю. А тебя она, стало быть, подставила?

– Нет! То есть… Я действительно ничего этого не знала, но ведь Мэг была уверена, что мне придется просто посидеть у нее в квартире и встретиться с импресарио из Нью-Йорка! Она бы ни за что…

– Да я не обвиняю ее, не ори. Раздевайся.

– Зачем?!

– Сейчас на сцену пойдем. Ты собираешься в джинсах танцевать?

– Я вообще не собираюсь танцевать, я не умею!

– Фигня, это просто. Качнешь бедрами, вильнешь задом, потрешься сиськами об шест – и в дабл. Жаль, что у тебя никого нет на подхвате…

– Есть.

– Серьезно? Молодец. Нормальный чувак?

– Не знаю. То есть… это тот самый импресарио из Нью-Йорка. Он приехал домой к Мэг, пришлось взять его с собой.

– Блин, засада! На педика надежды в таком деле мало…

Морин вытаращила глаза.

– Почему на педика? Он не производит впечатления…

Пейдж рассеянно помахала рукой:

– Странно. Значит, двустволка… Крепкий? На машине?

– На мотоцикле.

– О, класс! Иди в зал, тихонько скажи ему, чтобы ждал в переулке со стороны черного входа.

– Но почему…

– Потому что Чико Пирелли едет сюда, чтобы оторвать тебе голову! И уйти открыто ты уже не сможешь, Бренда распорядилась девчонок не выпускать.

С этими словами шоколадная Пейдж решительно содрала с окончательно лишившейся сил Морин пуловер и принялась расстегивать лифчик, попутно объясняя через плечо заинтересовавшимся соседкам:

– Наша звезда немного перебрала. Она же в отгуле – вот и позволила себе… залить горе. Ничего, разогреется – проснется.

Как ни странно, к этому объяснению отнеслись с большим пониманием. Более того, со всех сторон до ошеломленной Морин доносились красочные и поражавшие изощренностью советы, как лучше и быстрее справиться с похмельным синдромом в авральных условиях. Основой всех рецептов служило «выпить теплой воды и проблеваться», а вот дальше предлагались варианты от «чили-перец-яйцо-текила» до «теплое молоко-пять капель нашатырного спирта и потереть уши льдом».

Морин почти не могла сопротивляться, и потому уже через пять минут с ужасом поняла, что стоит абсолютно голая перед зеркалом, а неутомимая Пейдж, нимало не смущаясь, натягивает на нее микроскопические трусики, сшитые, судя по всему, из елочной мишуры. Потом на шею ей намотали нещадно щекочущее боа малинового цвета, сунули в руки громадный веер, в четыре руки – к Пейдж присоединилась миниатюрная брюнеточка с огромной и неправдоподобно идеальной грудью – накрасили глаза, щеки и губы, силой впихнули в золотые туфли на высоченной шпильке и потащили вон из комнаты.

Морин опомнилась только на сцене, когда в глаза ей ударил яркий свет прожекторов. Ужас, стыд, паника – этот леденящий коктейль окатил ее с головы до ног, а секундой позже она поняла, что сейчас умрет.

Ведь в зале сидел Дик Манкузо! И она стоит перед ним совершенно голая!

5

Настроение уже перевалило нулевую отметку и сейчас двигалось по минусовой шкале в сторону бесконечности. Дик мрачно топил бумажный зонтик в ядовито-малиновом коктейле «за счет заведения» и думал о том, что зря он в это ввязался. Одно дело – работать в газете, принадлежащей Чико, и совсем другое – разбираться с его подружками. Почему-то в голове у Дика крутилось определение «сутенер» – и это раздражало.