Лесс Смолл - Оглянись, дорогой! Страница 10

— Женщина.

— Я, как любая женщина, люблю природу, — уточнила Джоанн.

Она подняла подбородок и посмотрела вокруг, не пропуская ничего. А потом предложила:

— Свистните еще.

И заткнула уши пальцами. Ему понравилось, что она решила защититься от его свиста. Он набрал полную грудь воздуха и призывно свистнул. Собака не появилась.

— Пес или мертв, или убежал за какой-нибудь сукой, — вздохнула Джоанн.

Эндрю поднял глаза и оглядел ее сверху донизу.

— А вашей матушке известно, что вы используете подобное слово так… небрежно?

— Нет. Я охраняю ее от лишних знаний.

— Как благородно.

Джоанн позволила себе пропустить эту реплику мимо ушей и вежливо заметила:

— Насколько я знаю эту территорию, нам нужно обследовать еще и вон ту местность… — Она указала на запад и северо-запад.

— Почему?

— Позвольте, я закончу свое предложение… потому что там водится много разных мелких животных, которых собаке легко поймать. Заметьте, местность похожа на перевернутую суповую тарелку. Деревья растут близко друг от друга. Там тепло зимой и прохладно летом. А стада всю эту растительность обходят стороной.

— Тень? — спросил он вежливо.

— Колючие кактусы.

Итак, она знала местность. Эндрю перевел взгляд на Джоанн, но так, чтобы успеть отвести его, если она обернется. Она игнорировала его. Это было интересно. Он ей не нравится. И все-таки она с ним. Но почему? Может, больше нет никого, с кем она могла бы поговорить? Как говорится, на безрыбье…

— Кем вы приходитесь Киперам? — спросил Эндрю.

Джоанна ответила кратко:

— Мы друзья, — и замолчала. Поскольку она не шла на контакт, Эндрю задал новый вопрос:

— Каким образом… началась эта дружба и между кем?

— В школе. Между моей матерью и миссис Кипер.

М-да, болтушкой ее не назовешь. Эндрю лихорадочно думал, о чем еще спросить. Раньше он никого не расспрашивал и ни с кем не начинал разговоров.

— Ваша мать была одноклассницей миссис Кипер?

— Да.

Ну что за короткие ответы!

— В какой школе?

— Вы, наверное, не знаете ее. Это женская школа там, на юге.

— Частная и очень дорогая?

— Не совсем. Совет состоял из женщин, которые окончили эту школу. Там назначались стипендии. Учащиеся получали отличное образование, а еще были приняты ежедневные чаепития.

— У нас, в Англии, тоже бывали чаепития, но они проходили в строгой обстановке.

— Вы ходили в школу только там? — И прежде чем он успел ответить, она спросила:

— Почему?

— Так решил мой отец. Не хотел делиться со мною вниманием моей матери.

— А-а-а.

— Ничего, я пережил.

Восхождение на вершину «суповой тарелки» происходило в молчании. Эндрю несколько раз свистел, но пес Бадди не отзывался.

Они продолжили поиски. Теперь, когда почему-то замолчали суслики, койоты и белки, стали слышны приглушенные шорохи. Возможно, в траве ползали змеи. Эндрю осторожно выискивал, куда ставить ноги. Джоанн шла молча.

— Будьте осторожны, здесь опасно, — предупредил ее Эндрю.

Она пропустила его вперед, хотя Эндрю был в ботинках, а она в сапогах. Однако так можно было ступать по его следам.

Эндрю то и дело смотрел на землю, но в основном оглядывался вокруг и одновременно звал своего пса. Но ответного лая так и не услышал.

Они прошли покрытую деревьями и кактусами «суповую тарелку» и оказались на другой стороне холма.

Теперь перед ними возник совсем другой пейзаж — густые травы на пастбище, старые дубы и плодовые деревья, посаженные Куперами. Деревья были причудливо искривлены. Вдоль линии изгородей, под мескитовыми деревьями, колыхались заросли сорняков.

Джоанн оглядела никчемного Эндрю. Как можно осовременить такого типа? Почему он не хочет осознать, что живет здесь и сейчас?

— Будем мы искать дальше или пойдем назад, в дом? — спросила она.

— Может, имеет смысл спуститься вон туда?

Девушка посмотрела вдаль, туда, куда он указал.

— Я немного отстану, но буду идти за вами так, что вы сможете меня видеть.

— Вы не хотите идти рядом со мной, избегаете меня, не так ли? Я мог бы сопровождать вас и развлекать разными незамысловатыми ветхозаветными историями, которые собрал за свою жизнь.

Она осадила его:

— Думаю, они слишком скучны, чтобы развлечь меня.

— Так легко и через край переступить, — с легкой иронией заметил Эндрю.

Она напряглась, стараясь вникнуть в смысл его слов.

— Вот и не заставляйте меня переступать через край. Обещайте!

— Хорошо, договорились! Вы способны поставить на место любого парня. Джоанн засмеялась.

— Скажите, вы мне доверяете? Они уже начали спускаться. Эндрю неожиданно признался:

— Я был всеми отвергнут. У меня нет друзей.

Это прозвучало искренне. Он не дразнил ее, он был серьезен.

— Как же можно жить без друзей? — удивилась Джоанн.

— Я не совсем уверен, но, кажется, даже мой пес бросил меня. Он просил выпустить его из комнаты, я открыл дверь, а он сбежал.

— Но почему он это сделал?

— Я забыл накормить его ужином. Я был так разозлен, что обо мне перестали заботиться, что совсем забыл о собаке.

— И когда вы поняли, что не накормили пса?

— После того, как он ушел и не вернулся.

Я увидел, что не открыл ни одной упаковки с его кормом. Я сам во всем виноват.

— Пес обязательно простит вас.

— Если он жив.

— Вы думаете, что он умер с голоду?

— С голоду? Нет…

— Ладно. Я уверена, что прислуга накормила бы голодную собаку. Сколько дней вы уже здесь?

— Пять-шесть. Не могу точно сказать. Я попал сюда прямо из госпиталя. — Он добавил:

— Эти дни пролетели так быстро…

В действительности он пробыл на ранчо без одного дня две недели.

Джоанн взглянула на него и вежливо заметила:

— Вы ходите уже очень хорошо. Как вы сейчас?

— Я хотел бы присесть и немного отдохнуть.

— Давайте поищем подходящее местечко.

Эндрю благодарно улыбнулся, хотя в душе ему хотелось засмеяться.

Они уже пересекли плато и поднялись на насыпь, возведенную Киперами, чтобы предотвратить смыв почвы в каньон.

Застыв в молчании, оба смотрели на склон, простиравшийся перед ними. Это была целина, нетронутая и дикая, но прекрасная и первозданная, как будто только что созданная Богом.

Они чувствовали себя так, словно были первыми, кто видит эту красоту, пусть даже позади них — вспаханная земля, обработанная людьми. Пораженные, они не восклицали и не комментировали, лишь молча любовались открывшимся им видом, и их души наполнялись ликованием.