Опилки - Алесь Дворяков Страница 11

3. Травма поджигателя. Наверно, тут-то и добрался мальчик до всей невосполнимости жизни: необлагораживавший холод нужно чем-то заполнять. В тот солнечный до безобразия день уснувшие пьяные ни о чём не думали беспокоиться: дозы разбодяженного спирта были в них влиты. А вот градусник волновался. Вместе с шатавшейся от любых намерений шкафочной шлюмбергерой. Вделанный в зеркало прибор неумолимо показывал ноль. Только не это! Даже нечего подкинуть в печечный огонь, всё им сожрано.

Хоть бы опилки какие, чтоб они

тлели-тлели-тлели.

И Паша пошёл на встречу с полупушкинским морозом в поисках повышателя температуры. Массовое повышательство. Революция в деревообрабатывающей промышленности! Главное, что его волновало, отщепилось от его сознания и судорожно трепетало под его ногами. Опилки. Именно они помогут хоть немного поддержать угасающий огонь, иначе папка-вождь рассердится, мамка-вождиха прогонит. Руки вцепились в осколки деревянного цвета. Мини-молох не ожидал такой доступной пищи и сразу всё сожрал. Павлуш, можно выдохнуть. Один градус уже есть. Цельсий доволен.

всё ему игры.jar

А вообще этот Валерка всегда был чем-то доволен. Пашка неизвестно зачем тянулся дружить с этим переростком, обожавшим прищуренные хитрости и облапошивания. Бабушка, например, недоумевала, как это её внук наловил мальков, а вся крупная рыбка переместилась странным образом в сетевые недра этого дружка. Как-то этот подвижный внучек уж больно сдруживается со всяким сбродом, надо его пытаться уберегать. Такого рода мысли роились в голове женщины, однако её защищаемый и думать не хотел о послушании, ему нужны были друзья, хоть какие, даже начинавшие аферистики, нечистые на обкуренные руки. Что ему эти рыбы или вообще еда, которую просят вынести?.. Всё равно ведь важнее эта атмосферность игренностей и приключений.

Бывало ли такое, чтоб приключения бросали прямо лицом в асфальт? Наверно, только Пашку-фермера обошло стороной сотрясение, а вот асфальтное покрытие предпочло увидеться с прыгуном по телятникам ближе. Ещё одна игро-детская травма в копилке нашла своё укромное местечко. Мальчиком он был нетрусливым, вот только третья губа, заячья, ему была совершенно ни к чему. Материнское безразличие в очередной раз проиграло бабушкиному напору. Стало быть, Паша, лежи на столе, слушай хирурга, терпи боль от сшиваний. Мужественно, уважаемый пациент, очень.

А было ли мужественным то, что он ненавидел алкоголь? Паренёк напросто устал от феноменально глупого урока химии по вливанию воды в стакан со спиртом и транспортировке субстанции к глотке отца. Ноги млели, когда он садился на них возле шкафа, чтобы рассчитать дозу.

Папка, ты бы хоть старое что-нибудь преподавал, по физической культуре. А тут-то и культуры нет, тупой расчёт миллилитров.

Маргинальные игры, где гаркали и заставляли нести разбавленные градусы – даже не ноли и единицы, – действовали с ошеломляющим угнетением. Юный химик Павел с выдохом закрывал спиртовую лабораторию в потрескавшемся серванте и на несколько минут освобождался от диктата вечно лежавшего и требовавшего отца.

Диагноз 1: твоего папу охватила абулия.

зазимованные.mkv

Если вдруг на пару часов получить карт-бланш на путешествие в глубины памяти и вообразить во дни, которые обременены подагрой скуки, те скудные и куцые кадры зимних эпизодов жизни до сих пор оптимистичного Павлика, то всё же появится слипшийся унылый фильм. Если кто-то до сих пор не знает, парнишка как никогда был без ума от рыхлившегося снега, от смуглевше-умиравшего серым вечером неба, от веток, насквозь пропитанных инеем, от щипавшего хуже любого проказника мороза. Что уж и говорить о мокрых рукавицах и ботинках после снежных игр, когда именно это всё и было выражением внутренней и самой неприкосновенной свободы. Водная стихия в любом виде оставляет неизгладимые и невыжигаемые фрагменты. Но и спрессованная перманентная серота зимнедетскости не думала покидать его в тягучие моменты, просто делала всё изысканней: у Пашки появлялась жгучая и приятная тоска. Походы под таким заволакивавшим серебристым одеялом обязывали любить жизнюшку и ожидать прихода небес посинее.

Жужжит бензопила его выходного дня, когда наконец-таки появились хоть какие-то дрова, а опилки рады подружиться с пахнущей мокростью снегом. Неужели нужна Павликовой душонке такая радостная грусть, которая прячется невидимой волчицей в поле за сараями и шрамиком от топора на его указательном? Предчувствие необходимой безысходности сумасшедше ревёт и каким-то образом имеет магическое влияние, сантиментизирует грядущую жизнь, но дует целующий ветер, и пора носить обсыпанные опилками дровишки. Не из лесу, вестимо.

Вспыхивали моменты, когда отец не рубил, а вырубался. Вот тогда жизненный фильм приобретал краски в глазах Пашки при опирании бурлившего алкоголем батьки на его худые плечи. Страх, что родитель свалится в плотину, что кто-то задавит отца из-за его летящей походки, что дома ещё поселится на несколько часов оголтелая разборка нелюбящихся взрослых – всё отбивало любовь путешественника поневоле к таким туристическим изыскам.

Не упади-и-и-и-и-и.

Страх-страх-страх.

Лёд поглотит папку. Сколько тебя ещё вести?

Сколько надо, щенок!

Я очень виноват, сынок, но никогда не попрошу у тебя прощения. Так просто-напросто принято. Не смотри на всепоглощающую ночь, на глухие и безразличные звёзды, на самый холодный и вызывающий слёзы снег, а только береги и люби сестру, когда я умру. Откуда я знаю? Наверно, догадываюсь. Тебе помогут, сын, я пока что не могу.

Странно, что лёд не проглатывал жадно шатавшегося от школы домой самого Пашку. Пошёл бы он спокойно под воду или всё обошлось бы захлюпанными ботинками? Такой потрясный риск был неосязаем и неблагороден. Без ощущения опасности маленький школьник знай себе ходил и ходил по настилу, готовому в любой момент обрушиться брызгами и захватить в свою пасть ещё одну заблудившуюся душонку. Берег. Всё прошло. Фух-х-х.

Диагноз 2: твоему папке грозит абстиненция.

Даже родственники из соседней страны приехали. Павлик почему-то всегда только и делал, что радовался в такие моменты. А было бы из-за чего? Например, дядя Паша, тот самый полный тёзка, давал своему племянничку мгновения тощей и недопустимой мечты, которая служила только предзнаменованием лучшего мира. Этот мужчина, богатый, добрый, сильный, не чихвостит, колет бородой и усами, такой взбудораженный и ни о чём не беспокоится, да ещё и большим перстнем с цепями сверкает. Уехать бы с ним, да что толку, глупый ты человек? Что-то там будет роднее, чем частые оплеухи и оры без весомых причин? А эти родные глаза злющего родителя? Тут и базедовой болезни не нужно, чтоб они внушили трепетательный ужас. Какие искры сталелитейных заводов заменят их?

Вон как отцовские руки-экскаваторы зацепили дочку и тянут весь этот дар дядьке Паше. Это уже всё, финал нравоучительных разговоров.

– Не пей, брат, у тебя дети.

– Да на, возьми ты её.