Дровосек для Булочки - Ольга Викторовна Дашкова Страница 11

Остановилась у входной двери, обула здоровенные валенки, мороз обжег бедра, но она вышла на крыльцо и сразу услышала заливистый женский смех.

Однако.

А вот это было любопытно, кого это Семен развлекает в это время суток?

— Ой, да что вы такое говорите, все совсем не так, — у раскрытой калитки стояла женщина — яркий платок, шубка, а рядом в тулупе и валенках Семен с крынкой молока.

Так это, наверное, та Клава, о которой он говорил. Интересные дела. Сима не заметила, как в нее прокралась ревность, как она уже свернулась там змеиным клубком и зашипела.

Стало неприятно.

Вот он вчера вылизывал ее в самых интимных местах, говорил, что она сладкая, а тут какая-то молочница. Какая-то Клава. Девушка прикусила губу, чувство оказалось знакомым, так было уже три года назад — именно столько ее не касался мужчина, и не было полноценного секса. Сосед угадал, прозорливый какой, голодная она, и это заметно.

И дернул ее черт закрутить роман с коллегой. Зимин ей только пользовался в своих интересах. Виктор был хитрым, продуманным, расчетливым, а главное — женатым. Но это уже потом стало сюрпризом.

Серафима думала, не отмоется и не забудет этот роман никогда, так оно и было до этого момента. Зимин манипулировал, говорил нужные слова, делал определенные действия, а Серафима растворилась, размякла, открыв рот и высунув язык, как комнатная болонка, забыв про гордость, смотрела в его глаза и ждала команды.

Фу, даже вспоминать мерзко.

А потом Виктор просто перешагнул через нее — в прямом смысле этого слова, занял ее место начальника отдела. По праву ей принадлежащее место, вывалив тонну грязи руководству о ее якобы непристойном поведении и мнение о том же руководстве.

Виноградова уволилась, да, ушла, пусть и с позором, но гордость и честь были важнее справедливости. Она, конечно, нашла другое место — и очень хорошее, с прекрасным коллективом, в котором она не смотрела на мужчин, но токсичный осадок прошлых и единственных отношений остался.

— Опять без трусов на улице? А ну, пойдем дом, Гром, за мной.

Сима очнулась от приказа, от громкого раскатистого баса соседа, он, прикрыв голый пах, сам бежал по двору, пес за ним. Все дружно ввалились в прихожую, Симу сразу прижали к стене, а холодные губы коснулись щек.

С ним было странно, Виноградова сама не понимала, как и почему это, но в том, что этот мужчина способен разбить ее сердце, она была уверена. Вот прям вдребезги, на мелкие осколки, как хрусталь.

А еще он ее возбуждал — реально, как дикую самку, она была готова, чтоб он взял ее зубами за загривок, придавил к земле и трахал сутками.

Помешательство.

— Пойдем завтракать, есть молоко, пирожки с капустой, свежие яйца. Гром, место. А где гусь? Ладно, потом разберемся.

Терехову не хотелось отрываться от Симы, такая мягкая, теплая, в глазах немного грусти, но он это непременно исправит. Но надо бы зарядиться силами на день, просто на сексе и настойках он долго не протянет. Как бы не ему не двадцать лет, а в два раза больше, тут выносливость нужна.

— Давай, включай печку, ставь сковородку, бей яйца, да побольше, там еще есть бекон, сыр, масло. Давай, Булка, а то сил тебя трахать скоро не станет.

Шлепнул девушку по попке, да так смачно, что Сима вскрикнула. И как у него получалось все так пошло и красиво одновременно? Серафима не понимала.

После позорно неощипанного куда-то пропавшего гуся пришлось реабилитироваться с глазуньей. Серафима принялась хозяйничать, через пятнадцать минут на столе была огромная сковорода яичницы с беконом, бутерброды с маслом и сыром, пироги с капустой и ароматный кофе со сливками.

— Рассказывай.

— Что? — спросила с набитым ртом, вкусно было безумно.

— Как докатилась до такой жизни? Новый год — и в Косогорах, а не в Египте?

— Тетка позвонила, мол, умирает.

— А ты самая сердобольная, да, Булка?

— Вроде того.

Терехову нравилось смотреть, как Булочка ест, вот она облизывает пальцы — смачно, как вчера его член. Откусывает половину пирога, запивает молоком, оно бежит по подбородку на шею.

Член уже давно стоял, вчера он не все свои фантазии воплотил в жизнь, только напоил девушку, но разок еще пристроился к ее сочной киске — в комнате отдыха, у серванта с настойками.

Бутылки звенели друг об друга, Сима, вцепившись в дверцу, стояла задом, прогнув спину, принимала его глубоко, стонала. А Терехову было мало, он драл ее так, словно завтра улетает в космос на долгие пятьдесят лет и это последний его секс на планете.

— Что не так?

— Иди ко мне.

— Я ем.

— Хочу тебя сожрать.

Семен потянул девушку за руку, его рубашка на ее теле смотрится шикарно, усадил на себя, порвал пуговицы, обнажая грудь. А потом начал лить на нее теплое, еще не успевшее остыть парное молоко, слизывая его с нежной кожи и сосков.

Он так и сидел за столом голым, лишь скинул тулуп после улицы.

— Потрогай меня… да, вот так… сучка, какая ты горячая… постоянно хочу тебя, как вижу… да…крышу рвет.

Симе нравилось в данный момент, что она сучка, что ее хотят, что острая, ничем не прикрытая страсть этого мужчины обрушилась именно на нее. Хоть будет что вспомнить долгими офисными буднями, а потом и одинокими ночами.

— Ты всегда ходишь по дому голым?

— Нет, для тебя сделал исключение. Зачем эти тряпки, когда мне хочется их с тебя сорвать.

Сейчас девушка сидела сверху, сама максимально раскрытая перед мужчиной. Одной рукой он ласкал ее грудь, целовал шею, другой натирал клитор и уже сочащуюся влагой истерзанную киску.

Вот он вставил сразу два пальца, начал трахать, медленно, растягивая, Сима простонала, насаживаясь сама. При этом массировала член Семена, оттягивала крайнюю плоть, слегка сжимая головку, на которой уже выступила смазка.

Когда кончики пальцев Семена коснулись ануса, вздрогнула, но расслабилась, он как раз в это время взял в рот ее сосок и стал посасывать. Влаги становилось больше, Сима текла, крутила бедрами, сама то увеличивала, то уменьшала трение.

— Булка, твоя попка принимала член?

— Нет, нет… о господи… да-а-а-а-а… да-а-а-а-а…

Семен совсем немного надавил на тугой сфинктер, стимулируя нервные окончания, замечая, как девушка отреагировала, скрипнул зубами.

— Расслабься, да, вот так, умница, еще.

Терехов трахал пышный зад своей