Элизабет Пауэр - Скандальная репутация Страница 11

Похоже, подружка Кейна не очень-то в ней нуждалась, брезгливо подумала Шеннон. Но какая женщина, находясь рядом с ним, нуждается в ночной рубашке? Интересно, а каков он в постели?

Шеннон решила, что накидка все же может ей пригодиться, причесалась и пошла на камбуз.

Кейн стоял у плиты спиной к ней и что-то готовил. Пахло так вкусно, что на минуту Шеннон пожалела о своем отказе ужинать с ним. Он повернулся к ней, но она проигнорировала его и поднялась на палубу.

Наверху стоял столик, накрытый на двоих. Горела свеча, поблескивало столовое серебро. Рядом в ведерке охлаждалась бутылка вина. Казалось, Кейн не сомневался, что она будет ужинать с ним.

Но, как бы ни была голодна Шеннон, она не собиралась менять решение. Она развернулась и отошла к перилам. Кое-где на берегу мерцали огоньки, вырывавшиеся из плотной темноты. Луна поднялась выше и тускло отражалась в воде. С берега дул прохладный ветер.

Где они сейчас? На границе Испании и Франции? Она не знала и, уж конечно, не собиралась спрашивать об этом у Кейна.

До нее донесся запах еды. Шеннон сглотнула, в животе заурчало. Нет, она решительно не могла больше выносить такое! Он делает это нарочно, чтобы заставить ее пожалеть о своем решении!

Шеннон уже собиралась вернуться в каюту, когда увидела Кейна, поднимающегося на палубу с двумя тарелками в руках.

— Садись!

— Нет! — Она отвернулась.

Он даже не старался убедить ее. Послышался стук тарелок, скрип кресла, звон приборов. И этот потрясающий запах... Потом наступила пауза — Шеннон догадалась, что он пробует вино. Должно быть, оно холодное, прекрасно утоляющее жажду...

Она повернулась. Кейн сидел и спокойно ел. От тарелки со спагетти шел пар. Шеннон почти чувствовала вкус сливочного соуса и моцареллы. Гордость требовала, чтобы она ушла, оставив его наедине с ужином. Желудок же умолял о пощаде.

Желудок победил. Не глядя на Кейна, она села на свободное кресло напротив него, взяла вилку и начала есть спагетти. Ей показалось, что ничего вкуснее в жизни она не пробовала. Шеннон закрыла глаза от наслаждения.

— Я тоже думаю, что хорошо готовлю, — с улыбкой согласился Кейн, видя выражение блаженства на ее лице. Он мог бы съязвить насчет того, что она все-таки сдалась и села с ним ужинать, но не стал этого делать, и Шеннон была ему очень благодарна. — Вино тоже неплохое. — Он хотел налить ей вина, но вдруг остановился. — Прости, я забыл, что ты принимаешь лекарство.

— Стакан вина не повредит, — возразила она, дожевывая спагетти.

Кейн довольно улыбнулся. Шеннон не знала — оттого ли, что она набросилась на еду, приготовленную им, или оттого, что, пытаясь убедить его не лишать ее вина, она, потянувшись к бутылке, нечаянно схватила его за руку.

— Так почему ты принимаешь антибиотики? — спросил он, наливая ей вино. — Из-за чего у тебя возникли проблемы с желудком? Или мне не стоит спрашивать?

— Почему же? — откликнулась Шеннон, еще не пришедшая в себя после того, как дотронулась до него. — Я была за границей. Заболела.

Она не была готова рассказать ему, как и почему заболела. Эта часть ее жизни закрыта для посторонних. А особенно для тех, кто насильно сажает ее на яхту и пытается вернуть домой против желания... Как бы хорошо они ни готовили!

Кейн не настаивал. С бокалом вина в руке он откинулся на спинку кресла. Он довольно улыбался и, чуть прикрыв глаза, рассматривал сидящую напротив него Шеннон. Ее лицо, ее длинные светлые волосы, отливающие серебром в тусклом свете луны.

— Как получилось, что ты, типичная англичанка, носишь фамилию Бувье?

Его пристальный взгляд заставил ее сердце биться быстрее. Она удивлялась тому, какое он имел на нее влияние. Шеннон не хотела сидеть и вести с ним ничего не значащие беседы.

— Я думала, вы дружили с моим отцом, — сказала она быстро. — Почему ты не спросил у него?

Кейн наклонился вперед. Огонек свечи отбрасывал на его лицо причудливые тени.

— Потому что я спрашиваю тебя, — произнес он одновременно и властно, и мягко — сочетание, против которого ни одна женщина не могла бы устоять.

— Мой дедушка был французом, — начала Шеннон, поддавшись его взгляду и неохотно осознавая, что она — не исключение. — Я не знала его. Он умер еще до того, как я родилась.

— Мне жаль.

— Не стоит. — Она пожала плечами. - Никогда не скучаешь по тому, чего не имеешь.

— Разве? — спросил Кейн, нахмурившись. - Я тоже никогда не видел своего дедушку, но всегда считал, что мне чего-то не хватает, что я чего- то лишен. И когда у меня будут дети, я сделаю все возможное, чтобы у них не возникало нехватки любви и общения, как у меня.

Его признание немного смутило ее. Шеннон не предполагала, что он так серьезно относится к семье.

— Знаешь, — сказала она, макая хлеб в сливочный соус, — дети иногда могут быть надоедливыми. Спроси моего отца, он подтвердит... Постой, я, кажется, забыла! Ты наверняка это уже сделал! — бросила она язвительно.

— Ты думаешь, что, общаясь с Ранульфом, я трачу все время на разговоры о тебе? — спросил он после минутного молчания.

А разве нет? — подумала Шеннон. Конечно же, нет! Как она вообще могла такое предположить? Она хотела верить в то, чего на самом деле не было. Действительно, кто она такая, чтобы Кейн о ней думал?

— Конечно, нет! — воскликнула она. — Время — деньги, и что-то мне подсказывает, что они слишком много для тебя значат.

Он не отреагировал на ее колкость, спокойно добавил себе вина и предложил ей. Она отказалась.

— Итак, ты считаешь, что твои дети будут для тебя наказанием?

— Нет! — решительно ответила Шеннон. — Я сделаю так, чтобы они чувствовали себя любимыми, нужными... — Она вдруг замолчала, поняв, что сболтнула лишнее.

— Продолжай.

Шеннон хотела сказать, что отдаст им все свое время, любовь и нежность, на которые только способна и которых так не хватало ей самой. Вместо этого она лишь произнесла:

— Я дам им все, чего не было у меня.

— Некоторые сочли бы, что это не так уж и много. — Кейн сидел в тени, ей не было его видно, но она чувствовала его взгляд.

— Тебе не понять, — сказала горько Шеннон и пожала плечами.

Отодвинув свою тарелку, он поставил локти на стол, подпер подбородок руками и заискивающе предложил:

— А ты попробуй объяснить.

— Сколько у тебя есть времени? — спросила Шеннон, допивая вино.

— Если понадобится, то вся ночь.

Она проигнорировала откровенный намек и начала рассказывать о себе, о своем детстве, о том, как потеряла мать, которую обожала и которая была намного моложе Ранульфа. О том, как полгода спустя умерла ее бабушка. Рассказала о постоянно сменявшихся школах и нянях. Она начала говорить с нескрываемым цинизмом, а закончила голосом, полным доброты, дружелюбия. Возможно, такой перемене способствовала неподдельная заинтересованность Кейна ее рассказом. Сначала он подбадривал ее, потом, когда она разговорилась, расслабился и внимательно слушал.