Милая, у нас не будет развода (СИ) - Арская Арина Страница 11

— Ух ты ж, — Его щурится, — ты, похоже, готова меня кастрировать.

Мой муж скучает по молодости. Он оглядывается назад.

Я прячу руки под стол, и через ткань юбки начинаю приспускать трусики. Кидаю взгляд на Алину, но она не замечает ничего вокруг.

Привстаю, ныряю под юбку и торопливо стягиваю трусики. Присаживаюсь на край стула и поправляю юбку.

Егор приподнимает бровь. Трусики я ему не показываю. Сминаю их в комок и прячу в сумку. У меня же домашнее задание не показывать белье мужу, а я отличницей всегда была и к домашним заданиям относилась серьезно.

А затем я невозмутимо возвращаюсь к кофе. Егор молчит, его зрачки расширяются.

Вот теперь, мой милый, оглянись назад. Или не выходит?

— А неплохой кофе, — делаю очередной глоток. — Надо будет чаевые оставить.

И мои слова летят мимо Егора, который даже не моргает. Только крылья носа вздрагивают при выдохах.

И вступаю я в бой не с Алиной или другими возможными сучками. Это бессмысленно. Я вступаю в бой с самой собой.

Я сама себе враг.

Раньше Егор давил во мне мои комплексы своим напором, прорывался сквозь них, но они никуда не ушли. Они остались со мной, ушли глубже и медленно отравили меня.

И если они раньше принимали облик стыда и смущения, то теперь обратились в нечто иное, ведь мужа и отца своих детей глупо стесняться.

— Инга… — хрипит Егор.

Глава 17. Я разговариваю с женой, козел!

— Инга… — повторяет Егор.

А я делаю вид, что ничего такого не произошло.

Подумаешь, трусы сняла. Каждый день их снимаю под столом.

Конечно, очень хочется засмущаться до кривой улыбки и щек в красных пятнах, но я же зрелая женщина, а зрелые женщины дразнят мужей иначе, чем милые малолетки.

— Надо бы встретиться с Машей, — задумчиво тяну я. — Поговорить с ней. Поддержать.

Да, я беру Егора недоумением.

Я знаю, что у меня не выйдет его соблазнять, как роковой красотке или игривой кокетке. Нет этого во мне. И не было раньше, когда мы встретились.

Поэтому жеманничать, копируя кого-то — глупо, и мне самой потом будет неприятно.

Поэтому трусы я сняла без многообещающих улыбок, подмигиваний и вздохов с охами.

Взяла и сняла. Только аккуратно, без лишней суеты и шума.

И это сработало.

Егор реально подвис.

— С Машей, говорю, встретиться, — подпираю лицо кулаком и всматриваюсь в глаза Егора.

— Да, встреться… — говорит он, а потом наклоняется ко мне. — Вопрос-то у меня обратно встал.

Смотрим друг другу в глаза.

Секс был для нас раньше тайной, напряжением и изучением друг друга. Сейчас вроде изучать нечего, но вот оказалось, что я способна снять трусы в кофейне, а после сидеть пить кофе.

Еще бы неделю назад я возмутилась, а сейчас даже не краснею.

Над дверью звенят колокольчики, и в кофейню входит приземистый широкоплечий мужичок. Злой такой, а за ним блондинка появляется:

— Вот он, — всхлипывает она и указывает, на Егора. — Вот.

— По твою душу пришли, — слегка прищуриваюсь я.

Егор медленно встает, не спуская с меня взгляда:

— И зря пришли.

— Эй, урод! — окликает Егора мужик. — Ты чо на мою телку наехал?

А дальше четкий, выверенный и резкий удар от Егора по наглой роже, визги Алины и блондинки, и брызги крови с громким хрустом.

Я же делаю спокойный глоток тыквенного рафа. Зрелость она такая. Совсем не визгливая.

Наблюдаю за тем, как мой муж бьет под дых незнакомого мужика и как тот крякает, и закусываю кончик языка.

— Я сейчас разговариваю со своей женой! — Егор встряхивает мужика за грудки, в ярости вглядываясь в окровавленное и бледное лицо. — С женой! А когда я говорю с женой, мне никто не должен мешать! У нас тут очень тонкие и трепетные отношения, которые портят всякие долбоебы!

Девки верещат, а у меня сердце учащает бег.

У меня муж — злобный дровосек, который за шиворот тащит свою жертву к выходу, а затем выталкивает на крыльцо.

— Оставь его! — верещит блондинка.

— Скройся, тупая сука! — гаркает на нее Егор, и блондинка цепенеет. — Права папик купил?!

И папик получает под зад пинок, а затем он хватает и блондинку за плечо и выталкивает к обескураженному и окровавленному мужику:

— Тупая шмара.

Алина тем временем со всхлипами спряталась под стойку.

— Притащился свою курицу защищать, — Егор хлопает входной дверью и шагает ко мне, сгибая и разгибая пальцы. — Гондон штопанный.

Я молчу. Егор выхватывает пару салфеток, вытирает кровь с костяшек и вновь садится.

— Что тебе опять не так? — смотрит на меня. — Стыдно за меня? Зато никаких шуток!

Я встаю, выхожу из-за стола, медленно разворачиваюсь и шагаю в сторону уборной. И мне любопытно.

Насколько мой муж внимателен сейчас. Заметит ли влажное пятнышко под попой.

Стыдно ли мне?

Нет.

Обижена ли я сейчас на Егора за его правду?

Нет.

Я сейчас хочу, чтобы он встал и пошел за мной. И не буду я звать его за собой словами и намеками.

Не про меня это. Да, со мной сложно. И сложно было всегда. Потеряли мы в браке не разговоры, слова и четкие инструкции в постели, а настроение и напряжение.

— Как же ты меня зае… — ругань Егора обрывается на полуслове, и я скрываюсь в закутке с уборными.

Глава 18. Все, я ухожу

Егор дергает ручку, а дверь я заперла.

— Инга…

— Что, милый? — рассматриваю отражение в зеркале.

Конечно, я сейчас хочу распахнуть дверь и впустить своего мужа к себе. Но…

За свои слова надо отвечать.

Я же фригидное бревно в постели.

— Открой дверь, Инга.

— Нет.

— Инга…

— Знаешь, что я сейчас сделаю?

Слышу через дверь, как Егор шумно выдыхает. Я включаю воду и тщательно мою руки с мылом. Затем вытираю их бумажными полотенцами.

— Инга.

— Я, — неторопливо задираю юбку, — побалую себя пальчиками.

— Что?

— Настроение такое, — приваливаюсь к двери спиной. — Лень одолела.

— Инга… — рычит за дверью Егор.

— Тебе же тоже обычно лень, — вздыхаю я и ныряю между ног рукой. — Это все от лени, Егор. Ты ленишься, — закрываю глаза и касаюсь пальцами напряженного клитора. — И вы все ленивые… Вам всем нужны инструкции, — веду пальцами с нажимом по кругу, — все эти вопросы… как тебе нравится, как ты хочешь… — выдыхаю стон под легкую судорогу, — от лени. Женский оргазм… — меня пробивает искрой от копчика до затылка, — это не стол из икеи…

— Инга!

— Мне сегодня нравится одно, завтра другое… — сглатываю. — Сегодня Бурак… — выгибаюсь под волной удовольствия, что расцветает под спазмами моего нутра, и я сквозь зубы цежу со стоном, — завтра Карим… — дальше я могу только мычать, запрокинув голову.

Через пару секунд меня отпускает. Я тяжело дышу, а за дверью гробовая тишина. Может, ушел. Если ушел, то пусть катится.

Выхватываю из пластиковой коробки на стене салфетку. Вытираю влажную промежность и слышу:

— Кто такой, мать твою, Карим? Еще Карим есть какой-то?

Я оправляю юбку, щелкаю защелкой и выхожу к Егору. Сую ему в руки салфетку в теплых влажных пятнах.

— Карим из “Любви на острых камнях”.

Глаза у Егора черные-черные от ярости. Резкий рывок, и я прижата к стене сильными руками:

— Что за название такое тупое? — выдыхает мне в лицо.

— Я сейчас полицию вызову! — раздается тоненький голос Алины.

— Пошла нахуй! — рявкает Егор.

— Я не хочу тебя, — вглядываюсь в глаза Егора, — а почему? Знаешь?

— Инга, ты нарываешься…

Егор сжимает мою шею в пальцах, и глухо рычит.

— Потому что я сама справилась, милый, — недобро щурюсь и сипло продолжаю. — Сама. И неплохо справилась.

— Какая же ты сука…

— А ты кобелина, — шиплю я гадюкой. — Ленивый кобелина, который решил, что я одна виновата в том, что у меня в тумбочке смазка лежит. Надушенный он приходил ко мне в архив. И что ты мне тогда говорил?