Тина Лейтон - В поисках сокровища Страница 12

Она содрогнулась и резко подняла голову, чтобы увидеть, как Гленн спускается вдоль ручья к ней. В жемчужно-сером свете, льющемся с небес, он показался ей похожим на ангела, если только ангелы когда-нибудь носили черные брюки и клетчатые рубашки с расстегнутым воротом. После мытья его волосы обрели свой естественный цвет выгоревшей соломы, лицо разрумянилось от холодной воды, голубые глаза сияли.

— Спасибо, что научила. У меня такое чувство, будто я заново родился, — радостно сообщил ей Гленн. — Теперь твоя очередь, пойдем я покажу тебе удобное место. Кстати, неплохо бы простирнуть твою одежду. За день она быстро высохнет на солнце.

— Но у меня нет другой одежды, — с досадой сказала Филиппа, вспомнив отвратительный запах от брюк.

— Ничего, походишь в моей рубашке, я взял запасную, она тебя укроет до колен, — предложил Гленн. — Пока ты моешься, я успею принести ее сюда и выстирать твой свитер и брюки. Согласна?

Филиппа молча кивнула и пошла за ним к тому месту, которое Гленн выбрал для омовения.

— Будь осторожна, камни у берега скользкие. Может, я помогу тебе? — с лукавой улыбкой спросил Гленн и тут же покраснел под ее строгим взглядом. — Ухожу, ухожу.

Филиппа подождала, пока Гленн скрылся за деревьями, и начала раздеваться, задумчиво глядя на воду. Надо решиться, думала она, нельзя допустить, чтобы он уплыл в свою Африку, так и не узнав о ее чувствах к нему. Оставшись в черных трусиках, она осторожно вошла в воду и тихо взвизгнула, когда ледяная вода обрызгала ей колени. Вспомнив обещание Гленна постирать ее одежду, она тихонько засмеялась. О ней с далекого детства, а оно кончилось со смертью матери шесть лет назад, никто так не заботился.

Расстояние до машины и обратно Гленн проделал почти бегом, беспокоясь, что оставил Филиппу одну. Кроме рубашки, он захватил на всякий случай свою теплую куртку, вспомнив, какая ледяная вода в ручье. Мысль, что ему никогда не приходило в голову так беспокоиться о Барбаре, ненадолго смутила его. Кажется, впервые он буквально понял значение довольно избитой фразы, которую обычно произносят влюбленные: «Я не могу без нее прожить и минуты», и которую он всегда принимал за метафору. Неужели я влюбился? — подумал Гленн и остановился как вкопанный. Не может быть, она еще ребенок, он старше ее на целых семь лет. Этим доводом, как ему казалось, он отмел от себя собственные подозрения.

Еще издали Гленн увидел на ветках ближайшего к ручью дерева развешанные свитер и брюки. Самостоятельный ребенок, подумал он, потом вспомнил, как беспрекословно подчинялись ей два итальянца, Лука и Вито, по возрасту годившиеся ей в отцы. Необычный ребенок, мысленно добавил он. Фактически их доставку от побережья в горы организовала она — вдруг дошло до Гленна. Что же это за ребенок? Он наклонился за полотенцем, валявшимся на траве, и краем глаза успел увидеть Филиппу, лежавшую на животе посередине ручья. При виде черных трусиков он понял, что ребенок стыдливый.

— Филиппа! — позвал он. — Вода холодная, выходи! Я не смотрю на тебя и держу твое полотенце. — Гленн выставил вперед руки с развернутым полотенцем и закрыл глаза. — Не забудь, что камни у берега скользкие… — Он хотел добавить: «будь осторожна», но в этот момент холодные мокрые руки обхватили его голову и потянули вниз.

Не успев открыть глаза, он почувствовал на своих губах жаркий поцелуй. Она прижалась к нему всем телом, и он обнял ее, ловко соединив концы полотенца сзади. Она еще ребенок, напомнил он себе, но, ощутив, как набухли ее соски, забыл о своей трусливой попытке защититься от разгоравшегося в нем желания.

Голова Филиппы закружилась под градом поцелуев, который обрушил на нее Гленн с такой страстью, которую она в нем не подозревала. Выпустив из рук полотенце, он гладил ее обнаженную спину и шею, зарывался пальцами в ее густые кудри и снова целовал ее притягательные губы, имевшие неповторимый вкус земляники.

— Филиппа, ты простудишься, — спохватившись, охрипшим голосом произнес Гленн и нагнулся за рубашкой, которую он принес для нее. — Сейчас я тебя одену, — лихорадочно бормотал он.

Потеряв опору, полотенце свалилось к ногам Филиппы, обнажив ее грудь. Гленн замер, глядя на нее, освещенную первыми лучами солнца. Запрокинутое к нему счастливое лицо с закрытыми глазами, длинная шея, совершенная по форме грудь. Жемчуга и бриллианты ожерелья, надетого на ней, оттеняли мраморную белизну ее кожи. Богиня! — вспыхнуло в его голове. Он зачарованно смотрел на нее и вдруг заметил, что она дрожит всем телом. Обругав себя последними словами, Гленн быстро закутал Филиппу в свою теплую рубашку и прижал к себе.

— Скажи что-нибудь, Филиппа. Тебе холодно? Хочешь, я отнесу тебя в трейлер? Кофе сварю, хочешь?

— Кофе ты для нас оставил очень мало, но я все равно тебя люблю, — сказала, уткнувшись лицом в его шею, Филиппа. Она продолжала дрожать.

Гленн решительно отстранил ее, помог засунуть руки в рукава рубашки, сам застегнул на ней все пуговицы, сверху надел на нее свою куртку, а потом приказал:

— Снимай мокрые трусы и обмотайся полотенцем. — Оставив ее, он бросился снимать мокрую одежду с веток, потом обернулся. — Ты готова? Собираешься идти босиком? Постой, я сам надену тебе ботинки. Где носки? А, они в ботинках. — Гленну доставило удовольствие подержать в ладони по очереди окоченевшие маленькие ступни ее стройных ног. — Ну вот, теперь все в порядке, — сказал он, закончив шнуровать второй ботинок. — А теперь быстро двигаемся в сторону лагеря.

Обхватив Филиппу за талию, он почти понес ее одной рукой, потому что на второй висела ее мокрая одежда. Он прижимал к своему разгоряченному телу худенькое тело девушки, чье небрежно высказанное признание в любви усилило и без того сумбурное состояние его чувств и мыслей. Склонность к пуританству всегда мешала ему в отношениях с женским полом, он никогда еще не произносил слов любви, считая, что они накладывают на мужчину определенные обязательства. А он не считал себя готовым к таким обязательствам.

В трейлере Филиппа заметила, что поведение Гленна изменилось. Он вдруг стал рассеянным, отвечал невпопад, сразу занялся приготовлением кофе, избегал встречаться с ней глазами. Складывалось впечатление, что он потерял к ней всякий интерес. Вспышка радости сменилась у Филиппы отчаянием. Слезы слепили ей глаза, и приходилось отворачиваться, чтобы Гленн их не заметил. Увидев, что из-под рубашки видны ее голые колени, она покраснела от стыда и залезла в свой спальный мешок. Гленн передал ей кружку с горячим кофе, после которого она немного согрелась, свернулась клубочком и закрыла глаза.