Дочь для олигарха (СИ) - Дали Мила Страница 12

Замираю напротив сестры. Демид пытается насильно усадить в машину, но я сопротивляюсь.

— А сейчас плакать будешь ты! — дергаюсь, вырываюсь из захвата Грозного. Поднимаю взгляд на мужчину. — Ну же, похвались результатом анализа перед невестой! Обрадуй ее… отцовством!

— Замолчи, Юля, — очень тихо отвечает.

Однако Джулия услышала и с первого раза поняла мои слова. Былой румянец, ухмылка королевы бесследно исчезают с ее лица. Хилл вздрагивает, хватает ртом воздух.

Мурашки бегут по телу от того, что я смотрю на Джулию как на свое зеркальное отражение. Девушка полностью соответствует мне в настроении, мимике, лишь незначительные детали внешнего вида различают нас.

— Не может быть… Я не хочу верить… — шепчет, а после срывается на иностранные ругательства.

Она забывает даже про свой ангельский образ перед Демидом.

— Успокойтесь! Обе! — Грозный повышает тон и все-таки запихивает меня в авто. До зубного скрипа стискиваю челюсть, наблюдаю, как Демид занимает место спереди.

— Но, любимый, как же я могу оставаться в спокойствии? А как же свадьба? Что теперь с нами будет?

Мужчина приказывает Стефану ехать обратно в особняк.

— Ничего существенного в нашей жизни не поменяется. Временно Юля будет находиться под присмотром в доме, пока не родит мою дочь. Позже я проспонсирую ей весь период восстановления и новую процедуру ЭКО, а мы вернемся за границу. Не нравится мне эта страна.

— Зачем же ей быть в особняке? Давай снимем для Юли отдельную квартиру, поближе к женской консультации, — осторожно спорит. — Если хочешь, приставим сиделку, охранников и…

— Я так решил!

У Джулии трясутся губы. Вот-вот ее тихие слезки превратятся в водопад.

Грозный не соизволил обернуться, чтобы пожалеть невесту. А может, на меня смотреть стыдно. Хотя последнее маловероятно, ведь Демид не постеснялся говорить ужасные вещи про мое будущее.

Не в силах больше слушать пророчества, вступаю в разговор:

— Как ты смеешь?! Это моя дочь, — дотрагиваюсь до живота, будто опасаюсь, что Демид может отнять ее уже сейчас. — Я люблю малышку. Она не продается.

— Твой ребенок тот, что сделан из клетки безымянного донора, Юль, — на мои слова Грозный оглядывается, но я не вижу в нем и слабого проблеска понимания, только железную решимость в собственной правоте. — И… я не представляю свою дальнейшую жизнь, зная, что моя родная дочь прозябает с чужими людьми непонятно где.

— Со мной!

— Но без меня — отца. Я хочу этого ребенка, Юль. Я ждал ее очень долго.

Уверенными фразами Грозный нещадно бьет сразу в две цели — меня и сестру. Он разрушает наши судьбы.

— Дорогой, — упрашивает она, — у меня еще есть шанс стать матерью, — хватается за подголовник его кресла, чтобы оказаться ближе к Демиду. — Я рожу нам своих детей, а ты можешь стать крестным для дочери Юли, помогать финансово ради успокоения души…

— Закрой рот. Перестань нести бред.

Впервые слышу, что Демид грубит Хилл.

Слава богу, что я намучилась в прошлом браке и стала ценить мужчин за поступки, заботу.

Виктор был гораздо хуже Демида, он поднимал на меня руку, похлеще оскорблял, подарил такой опыт, что до старости помнить буду. Для настоящего мужчины мало спать с женщиной или приносить зарплату домой. Он должен уметь быть нежным и заботиться о ней. А то, как иногда ведет себя Демид с Хилл, не похоже на отношения. Фальсификат какой-то.

— Молчу, молчу любимый, — бормочет, покорно возвращается в исходное положение и откидывается на спинку заднего сиденья.

Ну и дура, что молчишь.

Незаметно выключаю запись на диктофоне, прячу телефон в карман. Это второй файл, который есть у меня на Грозного. Но будет еще, сколько угодно.

Мы с Хилл как два лягушонка, закинутых Демидом в кувшин с молоком. Джулия уже пошла на дно, а я не хочу принимать условия.

За окнами внедорожника виднеется проклятый особняк.

Очень жаль, что у меня здесь нет ни одного союзника, никто не осмелится содействовать девушке без денег и авторитета.

Грозный первым покидает авто, распахивает дверь для Джулии, пока водитель достает из багажника инвалидное кресло.

— Почему не выходишь? — интересуется Демид, усаживая невесту на коляску.

— Жду, когда вы с госпожой Хилл скроетесь во дворе, — слезы на моих щеках высохли, на их месте зияют только невидимые раны. И в сердце ледяная мгла. — Хочу уединиться со Стефаном, поболтать немного, отвлечься. Он замечательный мужчина, блондин… с голубыми глазами… все как я люблю.

Откатив подальше Хилл, Грозный оглядывается, убедившись, что водитель тоже не слышит, вновь склоняется ко мне в салон:

— Я уволю Стефана, и ты больше никогда его не увидишь. Понятно выражаюсь?

— Неужели ревнуешь? — ехидно морщусь. Просто мечтаю впиться и расцарапать лицо Демида. — Так поздно. Ты уже оставил на мне метку, как минимум на полгода, — имею в виду срок, который малышка будет еще внутри меня.

— Улыбайся, Юленька, смейся, — тянет руку, на что я сильнее жмусь к противоположной части авто, — раз это еще допустимо. Тебя спасает лишь ребенок. Моя дочь. Но это не вечно. Ты же понимаешь?

— Предельно хорошо, Демид Леонидович, — открываю свою дверь и выпрыгиваю из машины. Кричу ему с другой стороны внедорожника: — Я преисполнена таким благоговением от своей беременности, что буду наслаждаться каждым днем этого волшебного состояния!

— Конечно, Юлия Олеговна, я всеми руками за, — медленно обходит автомобиль, но я пячусь, держу дистанцию. — Ты познаешь настоящую сказку, пока вынашиваешь мою наследницу. Пока…

— Ой, как великолепно! — дразню. — Буду пользоваться тобой на полную катушку!

Не даю себя поймать.

Неизвестно, сколько бы продолжал охоту Демид, но Хилл не может стерпеть лишнего общения со мной.

— Любимый, — напоминает о присутствии, пыхтит и едет обратно к воротам. — Очень холодно, отвези меня, пожалуйста, домой.

— Да, иду! — только это останавливает Демида.

Напоследок блеснув нехорошим взглядом, он все же отступает, однако задерживается, вспоминая о Стефане.

— Загони машину в гараж и можешь быть свободен! Сегодня у тебя отгул.

Как неоригинально Демид устраняет «соперника». Очевидно же, что ревнует, но не хочет в этом признаться.

Мобильная связь на телефоне исчезает, едва я ступаю во двор и следую за парочкой.

Джулия болтает без умолку, насильно удерживает внимание Грозного на ненужных ему вещах: наметенных вдоль забора сугробах, плохой работе садовника, замерзших магнолиях… Но Демиду нет дела до надуманных возмущений невесты, вряд ли он расслышал и половину из того, что пытается донести Хилл. Его мысли сейчас блуждают в далеких странствиях, ближе к еще не родившейся дочери, чем к Хилл.

Я сбавляю шаг, плетусь медленно, придерживаюсь за живот.

И Джулия тоже догадывается, кому с недавних пор подчинена бóльшая часть размышлений Грозного. Знает, что если замолчит окончательно, то мужчина хотя бы на время, но перестанет вспоминать о ней совсем, а это для сестрицы хуже смерти.

Так что Хилл понижает тон, тараторит почти шепотом, вынуждая Демида вновь и вновь останавливаться, склоняться ближе, чтобы расслышать пустую болтовню.

Лишь когда на крыльцо особняка выходит Люсинда, встречая хозяев, словесный понос Джулии заканчивается. Грозный с облегчением вздыхает, катит девушку по закрепленному пандусу в дом.

Крадусь за ними.

— Это взаимно, — адресую экономке.

— Вы о чем? — приподнимает брови, кутается в пуховую шаль.

— Я тоже не рада тебя видеть, — шагаю внутрь. — Уверена, что едва мы выдвинулись в лабораторию, ты кинулась натирать образок и просить господа, чтобы ребенок оказался не от Грозного, — говорю тихо и совершенно спокойно. По внезапно округлившимся глазам Люсинды понимаю, что угадала. — И я очень хотела этого.

— Мне неинтересны семейные конфликты, — со всей холодностью отвечает.

— Какая ложь…

У разожженного камина Демид лично снимает ботинок с продрогшей бедняжки Хилл. Беспомощного, хрупкого цветочка — так преподносит себя Джулия перед Грозным.