Дениза Алистер - Огонек в ночи Страница 12

— Ловкач и Бенито? — уточнила Грейс.

— Совершенно верно. Ловкач — кличка местного дельца Стэнли Годдарда. Тот еще тип. Занимается всем, что пахнет деньгами, в последнее время, по слухам, организует поставки оружия в «горячие точки». На международный уровень не претендует, предпочитает относительно небольшие, но надежные заказы.

— А второй, Бенито?

— Это имя я слышал только один раз. Он связан с кое-какими подпольными группировками в Гватемале и Сальвадоре.

Она удивленно покачала головой.

— Откуда у вас такие сведения? Насколько мне известно, торговля оружием едва ли не самый закрытый бизнес.

Он пожал плечами.

— Положение обязывает.

Загадочная реплика. Но Грейс заставила себя удержаться от проявления неуместного любопытства.

Между тем Майкл продолжал:

— Я обратил внимание на еще один интересный факт. В разговоре прозвучало число девятнадцать. Думаю, это дата какой-то операции.

— Согласитесь, для того, чтобы делать какие-либо выводы, данных слишком мало.

— Спорить не буду. Но вам лучше переждать несколько дней в безопасном месте.

— К сожалению, это невозможно.

Грейс встала. Майкл последовал ее примеру.

Чудеса. Только что они сидели на почтительном расстоянии друг от друга, и вдруг это пространство сократилось до нескольких дюймов. Она оказалась в западне — позади стена, справа стол, слева окно. На мгновение Грейс закрыла глаза. И пошатнулась. В тот же миг Майкл заключил ее в объятия.

Несколько секунд Грейс оставалась неподвижной. Он так крепко прижал ее к себе, что она слышала, как бьется его сердце. Рубашка его была расстегнута, и стоило Грейс протянуть руку, как ладонь легла бы на покрывавшие его грудь жесткие курчавые волоски. Грейс почувствовала, что ей нечем дышать, как будто они попали на вершину Мак-Кинли.

Майкл молча смотрел на нее сверху вниз. Грейс заметила, что щеки его залил румянец, а в глазах застыло странное напряженное выражение.

— Простите, — дрогнувшим голосом произнес он. — Я вовсе не хотел вас напугать.

— Все в порядке. У меня просто закружилась голова. Иногда со мной такое случается.

Голос звучал ровно и спокойно, но тело почему-то больше не подчинялось Грейс. Казалось, разожми Майкл объятия, и она рассыплется, как слепленная из песка фигурка.

— Грейс…

В горле застрял комок, и ей удалось лишь выдавить одно короткое слово:

— Да?

— Останови меня, — еле слышно прошептал Майкл. — Ты должна меня остановить.

Если бы это было в ее силах! Майкл медленно склонился к ней и легко, осторожно, как будто еще не зная, правильно ли поступает, коснулся ее губ.

Тело Грейс стало вдруг мягким и податливым, как подогретый пластилин. Майкл обнял ее за талию, и ей показалось, что она растворяется в нем. Почувствовав игру упругих мышц под плотной тканью рубашки, Грейс прильнула к его груди, наслаждаясь близостью мужского тела. Кончиком языка Майкл раздвинул ее губы, и она удивленно вздохнула, поняв, что именно этого хотела весь последний час. Инстинкт уже проснулся в ней и настойчиво толкал дальше.

Майкл, вдруг, схватил ее за запястья и отстранился от пылающего страстью лица.

— Нет, — выдохнул он. — Это невозможно. Это какое-то наваждение!

— Да. — Она высвободила руку из стальных тисков и провела пальцем по его верхней губе.

Майкл перевел дыхание, поймал ее палец обеими губами и легонько прикусил. От нахлынувшего наслаждения Грейс закрыла глаза и, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает и на что готова, потянулась к нему.

Второй поцелуй был властным, настойчивым, полным страсти и желания.

Отдаваясь новым, только что вспыхнувшим ощущениям, Грейс запустила пальцы в густые волосы Майкла. Все исчезло, отступило, и остался только океан блаженства. Грейс словно превратилась в маленький кораблик, уносимый всесильными волнами в неведомую даль.

Майкл, вдруг, опустил руки, и Грейс тут же подалась назад, дрожа от пронизывающего ее желания.

— Я должен перед вами извиниться. Вы — само искушение. Тем не менее я не имел права…

Грейс подняла голову, пораженная внезапно произошедшей с ним переменой. Что с ним? Откуда этот холодный тон? Неужели это его глаза еще секунду назад пылали огнем вожделения? Впрочем, предыдущий опыт общения с мужчинами быстро подсказал ей выход.

— Перестаньте оправдываться, Майкл, — с претензией на иронию ответила Грейс. — Ничего ведь не случилось. Случайный поцелуй, такое бывает.

Невероятно, но фокус удался. Сердце еще колотилось при воспоминании о его прикосновении, но голос был спокойным, даже насмешливым.

Лицо же Майкла уже приняло бесстрастное выражение, и ничто, если не считать блеска в глазах, не выдавало взятую под контроль страсть.

— Вы отвезете меня в Сиэтл? — спросила Грейс, не поднимая головы.

— Как скажете, — сухо ответил он. — Сейчас?

Грейс молчала.

— Когда?

— Завтра. Рано утром. Если вы позволите мне переночевать у вас.

— Конечно. Я приготовлю для вас комнату. Обед в шесть вечера.

Он повернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова, оставив ее наедине с сомнениями, страхами, печалями и надеждами.

6

Лиз Фэрроу никогда не считала себя звездой журналистики и не ставила перед собой высоких целей. Попав в газету в общем-то случайно, она продержалась первый год только потому, что никаких других вариантов трудоустройства не оставалось. В газете ее ценили за оптимизм, готовность всегда прийти на помощь, незлобивость и полное отсутствие амбиций. Лиз никому не завидовала, искренне восторгалась чужими успехами и не пыталась карабкаться по карьерной лестнице. Начальство видело в ней ценного работника, всегда готового отправиться туда, куда нужно, написать о том, о чем не решился бы написать другой, и при этом не строить из себя кандидата на Пулитцеровскую премию.

Шанс перейти на другую работу представился год назад, когда Лиз пригласили в отдел по связям с общественностью крупной лесоторговой компании. Взвесив возможные плюсы и очевидные минусы, она уже было согласилась, но, проведя неделю вне редакции, поняла, что приросла к своей беспокойной работе, сблизилась с коллегами и совсем не хочет расставаться с Грегом, которого прежде привычно воспринимала лишь в качестве не всегда приятного приложения к служебным обязанностям.

Так или иначе Лиз осталась в «Кроникл» и нисколько об этом не сожалела. Не сожалели об этом и десятки работавших в газете людей. Не сожалел никто. Кроме, наверное, Уилбура Макински.