Милая, у нас не будет развода (СИ) - Арская Арина Страница 13

— И никто больше не будет спрашивать, как тебе нравится. Я буду делать так, как нравится мне. Усекла?

— Нет, не усекла, — отвечаю я, но голос мой — хриплый и дрожит. — Отпусти меня.

— Я, может, тебя вообще из дома сегодня не отпущу, — скалится в улыбке. — Пришло время спрашивать с тебя супружеский долг. Ты мне крупно задолжала.

И вот Егор поддается ко мне, чтобы заткнуть мой рот поцелуем и резко замирает. Со второго этажа доносятся обрывки смеха и крика.

— Они же должны быть в школе, — шепчу я и медленно моргаю, выныривая в реальность с двумя сыновьями.

— Должны, — Егор поскрипывает зубами..

— Прогуливают, что ли?

— Похоже на то, — шепчет Егор. — Вы все, короче, решили пойти в разнос, да?

Отстраняется, размашисто шагает к лестнице и с шумным выдохом поднимается по ступеням. Я за ним.

— Вот же говнюки.

— Я халат накину… — окликаю Егора, который оглядывается.

И сейчас он не Егор-мудак, а Егор-отец. Злой, но отец, а не агрессивный дровосек.

На цыпочках бегу к спальне, и через пару минут возвращаюсь к Егору, который уже стоит у комнаты мальчишек.

— Получай! — смеется Паша.

— Сейчас фаерболлом ему в рожу дам! — рычит Саша.

Переглядываемся с Егором, который медленно выдыхает и затем распахивает дверь:

— Я не понял!

Пашка и Сашка сидят на полу перед телевизором. В ужасе оглядываются и роняют джойстики. Взъерошенные, в школьной форме и синяками под глазами.

— Я не понял, — повторяет Егор и делает шаг.

— Нас отпустили, — тихо отвечает Саша.

— Ага, отпустили… — кивает Паша.

— Отпустили? — переспрашиваю я.

— Честно, отпустили… — шепчет Саша и бледнеет. — Честно, пап.

— А если я сейчас позвоню вашей классной? — вскидываю бровь.

— Мы заболели, мам, — наигранно хрипит Паша. — Вот и отпустили…

Врут. Они сбежали с уроков. И в первый ли раз.

— Вот как? Мы уже матери лжем, да? — Егор переводит взгляд с Саши на Пашу. — Заболели? Отпустили?

— Блин, пап…

— Выключили телевизор, приставку… — медленно проговаривает Егор. — В темпе, мальчики.

Саша и Паша бледнеют, уловив в голосе Егора холодную сталь. Затем они замечают кровь на рубашке, костяшках пальцев. Встают, торопливо выключают телевизор, приставку и разворачиваются к нам лицами. Глаза тупят.

— Почему прогуливаем? — тихо, но строго спрашивает Егор.

— Надоела школа, — бунит Саша. — Там скучно.

— Скучно, да? — глухо отзывается Егор. — Приставка, конечно, повеселее учебников. Не спорю, — начинает голос повышать, — только нахрена мне необразованные остолопы? А?

— Пап…

— По ночам драки устраиваете, школу прогуливаете, матери лжем, глядя в глаза, — раздувает ноздри Егор. — Ну, раз мы учится не хотим, то вы сейчас оба будете драить дом.

Саша и Паша поднимают возмущенные взгляды. Я не знаю, на что они рассчитывали, но, видимо, не на генеральную уборку.

— Начнете со своей комнаты, — Егор зло щурится, а затем смотрит на наручные часы. — Полчаса на вашу комнату, — поднимает взгляд на сыновей. — Через полчаса зайду и проверю. И не забываем о своей ванной комнате и туалете.

— Мам, — Саша смотрит на меня. — Мам… Мы сейчас вернемся в школу.

— Я поддерживаю папу, — пожимаю плечами. — Начинайте.

Мы с Егором выходим из комнаты. Сыночки бурчат за дверью, и я вздыхаю:

— Я пойду позвоню их классной. И еще на свою работу. Предупрежу, что меня не будет сегодня.

— Может, ты уволишься, а? — говорит мне в спину Егор. — Была бы сейчас дома…

— Да они бы тогда не домой пришли, — оглядываюсь. — А по улице бы шатались. Проблема не в моей работе, Егор! Прекрати к ней цепляться!

— Ладно, ты права, — Егор разводит руками в стороны.

— Ох, спасибо тебе! Ну, хоть тут я не виновата!

Сексуальное напряжение, которое нас столкнуло в кофейне и связало на несколько минут в узел слепой близости, исчезло. Мы вернулись к своим ролям.

— Где взять ведро и тряпку? — из комнаты выглядывает Саша и подозрительно смотрит на нас.

— В кладовке под лестницей, — отвечаю я.

— Ладно, — шагает по коридору, и у лестницы оборачивается. Переводит взгляд с меня на Егора, который говорит:

— Иди уже за ведром.

— Вы случайно не собираетесь разводиться? — Саша хмурится.

Глава 21. Унылые

— Нет, мы не разводимся, — серьезно и мрачно отвечает Егор. — Иди за тряпкой и ведром.

Я напрягаюсь.

Может, наши сыновья давно уловили, что наш брак катится в бездну. Такие вопросы дети не задают просто так.

— А ты… почему спрашиваешь? — я хватаюсь за полу халата.

— Не знаю, — Саша пожимает плечами и скрывается на лестнице. — Решил на всякий пожарный спросить.

Поднимается обратно и выглядывает из-за угла:

— Вы оба унылые… Вот.

— Унылые? — приподнимаю бровь.

— Особенно ты, мам, — Саша едва заметно хмурится.

Я молчу несколько секунд и шепчу:

— Иди уже.

Обидно быть унылой для родных сыновей.

— Тебе папа надоел?

— Иди, я сказала. Тряпка и ведро тебя заждались.

— Ладно, — опять скрывается на лестнице. — Блин.

Переглядываюсь с Егором и шагаю к нашей спальне. Захожу, сажусь за туалетный столик и на минуту подпираю лоб кулаком.

— Нет ничего хуже стать унылой матерью для своих детей, — шепчу я.

Смотрю в зеркало.

Унылая мать и унылая жена.

— Сейчас они выдраят дом, и дурь из головы вылетит, — Егор разминает шею и проходит к кровати. Садится. — И ладно тебе. Я тоже сбегал с уроков. Не трагедия, Инга.

Разворачиваюсь к нему:

— Да не в этом дело.

— Я в курсе.

— Давай честно, — шепчу я. — Ты сейчас… Ну, после кафе… чувствуешь, что выплываем? Вот у нас было громко, задорно, внезапно… И очень по-новенькому.

— Может, нам переехать?

— Что? Ты хочешь сказать, что наш дом виноват?

Отчасти, возможно, и виноват. Ступили за порог, и тут уже не гнев с яростными претензиями нас обуяли, а какое-то желание замолчать и скрыться за домашними заботами.

— А еще, возможно, не дом виноват, а сам брак, — прямо смотрю на Егора. — Семья, дети.

Сыновья нас резко переключили с интимного напряжения на родительскую обеспокоенность.

— Они меня достали, — неожиданно говорит Егор и смотрит на меня не моргая. — Я их все чаще и чаще ловлю на лжи. Я, конечно, знал, что два пацана рано или поздно начнут права качать, но…

— И я тоже устала, — выдыхаю я. — Устала от них.

Смотрит друг на друга, будто в первый раз друг друга видим.

Господи.

Это было то самое признание, которое бы я не сказала под страхом смерти. Я устала от детей, и они меня часто бесят. Ведь если бы призналась, то стала плохой матерью.

Однако в глазах Егора я не вижу осуждения. Он понимает меня.

— Они еще начали огрызаться, Егор, — шепчу. — И вечно их надо контролировать. Я думала, они подрастут и станут самостоятельными…

— Я тоже.

— Одежду рвут, пачкают, вещи ломают, дерутся… В школу мы как по расписанию с тобой ходим. И это они еще не вошли в подростковый бунт. Уроки сами не сядут и не сделают. Вечно их надо тыркать.

— Я уже подумываю о ремне, Инга.

— Да я каждый день о нем думаю.

Опять молчим и смотрим друг на друга, не моргая.

— Мелкие говнюки, — шепчет Егор.

— Я в школе таких говнюков избегала, — медленно выдыхаю я. — Избегала, но сама таких родила.

— Я каждый раз в корзину для белья со страхом лезу. Что на этот раз? Собачье говно, грязь, мазут? И сколько раз я просила не бросать свои грязные джинсы к постельному белью?

— Они мне так несколько рубашек испоганили.

— Да помню я, — поскрипываю зубами. — Помню.

— Мелкими вечно орали по поводу и без, — Егор накрывает лицо ладонью. — Истерика на истерике.

Я встаю, подхожу к кровати и сажусь рядом с Егором:

— Теперь ночами они дерутся. И как дерутся ведь! До разбитых носов и синяков, — смотрю перед собой. — Я иногда хочу сбежать от них.