Розали Эш - Свадьба колдуньи Страница 14

— Но особенно мне нравятся испанские фильмы, — добавил он с легкой улыбкой, поднося к губам бокал бургундского. — Может, оттого, что я человек двуязычный?

— Думаю, именно поэтому. Меня, например, тоже раздражают переводные книги: при переводе добрая половина теряется. А вот любовные романы я готова читать каждый день. И с носовым платком в руке!

— Ты — и любовь? — удивился Люк, глядя на нее поверх освещенного свечой стола. Верити тут же спустилась с небес на землю. Он опять иронизирует, а она, сама того не заметив, настолько ослабила оборону, что ему опять удалось задеть ее за живое. Она прикусила губу и прикрыла глаза густыми золотистыми ресницами, чтобы скрыть боль.

На десерт им подали нарезанные тонкими ломтиками манго с кокосовым мороженым.

— Передай мои поздравления твоему шеф-повару, — сказала она наконец, допивая бокал красного вина и чувствуя, как ее одолевает сонливость, — но у меня такое впечатление, что разница во времени опять начинает на мне сказываться. А может, это от вина?

— Скорее, от сауэра. — Поддразнивая ее, Люк приподнял бровь. — Коварный напиток. Пойдем потанцуем. Это тебя разбудит.

Пульсирующий синкопированный ритм меренге уже выманил несколько пар на площадку. Танцевали и девушки из оркестра: высоко подняв руку, покачивая бедрами и делая круговые движения животом, тесно прижимаясь к партнеру. Представив, что и ей придется так танцевать с Люком, Верити почувствовала, как ее бросило в жар.

Она встала, слегка покачнувшись.

— Пожалуй, для начала я пройдусь по пляжу. Боюсь, как бы не упасть на площадке и не поставить тебя в неловкое положение!

— Я пойду с тобой, — тут же предложил Люк.

Вечером ветер с океана усилился, раскачивая длинные листья королевских пальм. Прибой с шумом набрасывался на пляж. Огромная круглая луна освещала воду, песок и пальмы ровным серебряным светом.

— Сниму-ка я босоножки, — со смехом сказала она, покачиваясь на высоких каблуках. — Я же говорила Саре, в них невозможно ходить по песку!

Наклонившись, чтобы снять босоножки на тонких ремешках, она едва не потеряла равновесие, и Люк поддержал ее. Потом взял за плечи, медленно выпрямил и прижал к себе.

— Сара была права, — пробормотал он тихо, гладя на нее сверху вниз. Лицо его было в тени, и невозможно было понять, о чем он думает.

— Отпусти, Люк!

— Без меня ты не можешь сделать и шагу, — сыронизировал он мягко. — Я все еще никак не пойму, что значит эта интригующая дрожь безразличия, которую ты никак не можешь сдержать всякий раз, как я к тебе прикасаюсь…

— Не будь смешным, — деланно рассмеялась она, чувствуя, как его руки скользят по ее спине с явным намерением обнять. Но когда он прижал ее к себе, Верити оказалась не в состоянии сопротивляться. Она обвила его за шею и, закрыв глаза, отдавшись ликующему отчаянию, подставила ему свои полураскрытые губы.

Однако, не дождавшись поцелуя, она открыла глаза и была страшно обескуражена, увидев, что он улыбается. Как же она разозлилась на саму себя! Приходилось признать, что она мечтала о поцелуе Люка, жаждала его. Вся она была во власти желания, грудь ее трепетала, а соски предательски напряглись под тонкой тканью платья. Люк, должно быть, чувствовал их напряжение сквозь шелковую рубашку. Их бедра слились воедино, а живот и ноги у нее были в огне… Что с ней происходит? Они с Эдвардом были почти мужем и женой, но никогда ранее не испытывала она ничего похожего на это неодолимое, пульсирующее желание отдать тело и душу!

Люк же, видимо, запросто себя контролировал и был способен на холодную иронию. Ее самолюбию был нанесен тяжелейший удар…

— Как поживает Сара? — выдохнул он ей в щеку.

Неужели он затеет светский разговор, доведя ее до такого состояния? Она чувствовала себя униженной вдвойне.

— Сара… прекрасно… — пробормотала она, ненавидя его всей душой. — Когда… когда я уезжала, она была в прекрасном расположении духа, — бормотала Верити, делая неимоверное усилие, чтобы овладеть собой. Стыд за свою уязвимость укрепил ее волю, и, напрягшись, она чуть-чуть отстранилась от Люка, от его всепоглощающей близости и потихоньку стала приходить в себя. — Командует парадом она, пока я здесь отдыхаю…

— Опять чувство вины? — пробормотал Люк, крепче обнимая ее. — Верити, пообещай себе в твой день рождения, что никогда больше не будешь чувствовать себя ни перед кем виноватой. Принимай жизнь такой, какая она есть, плыви по течению.

Ее передернуло, как при ознобе, и она предприняла отчаянную попытку вырваться из его объятий, но безуспешно.

— Люк, прошу тебя, отпусти… — прошептала она, но он только расплылся в белозубой улыбке. И вдруг иронии как не бывало. Он резко прижал ее к себе и припал к губам. Сначала, едва касаясь, заскользил языком по кольцу ее губ, но уже через секунду впился в них с такой голодной страстью, что она напрочь забыла о сопротивлении.

Одна из тонких золотых бретелек платья соскользнула с ее плеча, а холодные пальцы Люка побежали вверх по ее спине, плечам и осторожно скинули вторую бретельку. Тонкая материя соскользнула вниз, и Верити оказалась перед ним по пояс обнаженной. Мир буйствовал, яростно вращался вокруг них.

— Ты просто чудо, — прошептал он, восхищенно рассматривая ее высокую упругую грудь.

Верити чувствовала, как оборона ее рушится на глазах, и никак не могла сдержать дрожь в теле. Его взгляд обжигал кожу, кровь клокотала в венах. Когда он, склонившись, дотронулся губами до ее груди, у нее перехватило дыхание, а он медленно и дразняще водил языком вокруг то одного, то другого твердого и упругого розово-коричневого соска.

— Ты как спелый персик…

— Люк! — приглушенно застонала она, захлебываясь желанием, которое пробуждали в ней его слова, и его голос, и то, что он с ней делал. Теперь там, где только что был его язык, она чувствовала его пальцы. Они гладили твердые бугорки ее сосков, а ладони поддерживали шелковую тяжесть груди, и возбуждение все нарастало…

— Люк, прошу тебя!

Ужаснувшись первобытному инстинкту, который проснулся в ней, она стала отталкивать Люка, всхлипывая под бременем захвативших ее эмоций.

И вдруг он отпустил ее. Ноги подкосились, и она едва не упала на песок. Закрывшись руками, униженная, она лихорадочно натягивала на себя платье, а оно никак не подчинялось.

Через несколько бесконечных секунд она опять почувствовала на руке пальцы Люка, разворачивавшие ее лицом к нему. Она дернулась, но оказалось, что он только хотел помочь ей натянуть на плечи бретельки, чего ее дрожащие руки никак не могли сделать. Он молча смотрел ей в глаза, и на лице у него нельзя было прочитать ничего.