Бетти Бити - Очарованная легендой Страница 14

Когда они ушли, я оглядела кабинет. По крайней мере сейчас я чувствовала, что начала работу. Я пролистала часть папок. Они не очень отличались от тех, с которыми я работала в министерстве иностранных дел, и когда колокола церкви пробили два, я отодвинула стул и расслабилась.

Одно окно смотрело на улицу. Прямо под ним красовались расстеленные в ряд красные и белые пончо на продажу, и индейцы в серых фетровых шляпах, прислонившись к стене, зазывали прохожих в Матесе. Солнце играло на красных цветах огненных деревьев у ворот посольства, на гибискусе и пойнсеттиях перед фасадом роскошной гостиницы американского типа на другой стороне улицы, а между ними, выбрасывая плотные облака черного дыма, на скорости уворачивались друг от друга древние такси и ярко окрашенные автобусы.

Я съела свои бутерброды из свежего хлеба с нарезанным цыпленком в пряном остром гарнире. Как странно, думала я, сидеть во владениях другой девушки. На белом подоконнике стояли знаменитые растения в горшках, ярко-желтые цветы, пробивающиеся сквозь очень зеленую листву. На стене три литографии кирпично-деревянных зданий в английских деревнях и календарь с аккуратно перечеркнутыми датами, последняя — восемь дней назад, воскресенье, когда с ней произошел несчастный случай. Хотя я начинала создавать собственный портрет Евы, здесь мне мало что могло помочь, кроме безупречной аккуратности и, видимо, точного и эффективного ума.

К четырем часам я закончила печатать и пролистала двадцать шесть папок. Количеством корреспонденции я могла измерять ежедневную рабочую нагрузку. Я полагала, что, с некоторой долей удачи и без лишних помех, справлюсь. Сейчас я получила общую картину — отрывочную, но по крайней мере будет ясно, о чем говорят люди, — распорядка дня посольства. Я кое-что узнала о социальных условиях и экономике Чарагвая, прочла о британской торговле и перспективах взаимного благоприятствования в импорте и экспорте, ознакомилась с проектами помощи, которые курировал мистер Эшфорд, — поддержка в культивировании банана, поставки сейсмографов и сигнальных устройств для станции по изучению землетрясений в Беланге, и даже нашла несколько строк о студентке социологии Мораг Камерон и ее работе среди мальчиков-чистильщиков обуви.

Опять послышался тихий перезвон колоколов, затем стук в дверь. Я подняла голову, улыбаясь в ожидании Эшфорда.

— Ну, мисс Брэдли, — произнес мистер Фицджеральд, — как справляетесь?

Словно злой волшебник, заперший Гризельду на вершине башни, пришел убедиться, что солома, которую она вязала, действительно превратилась в золото. Его взгляд остановился на груде листов рядом со мной. Как и мистер Эшфорд, он поднял страницу и посмотрел на нее. Но если первый секретарь и сравнивал меня с Евой, то воздержался от замечаний. Он просто спросил:

— Как с папками?

— Я прочла все, кроме четырех. Довольно бегло, боюсь.

— Но вы увидели общую картину?

— Думаю, да.

Он кивнул:

— И где вы завтракали?

— Здесь.

— Что значит «здесь»?

— Я принесла бутерброды из резиденции.

Наконец-то я понравилась ему. Мистер Фицджеральд улыбнулся, не только одобрительно, но и обаятельно.

— Все же не стоит привыкать к этому, — заметан он, словно мое благополучие имело какое-то значение. — В гостинице через дорогу есть хорошая кофейня. Как-нибудь вы должны…

Он задумчиво посмотрел на меня, словно впервые не находя нужных слов.

— Должна? — Я услышала, что повторяю вопросительным тоном.

Первый секретарь, казалось, мысленно встряхнулся.

— Должны туда сходить, конечно, — резко произнес он, — и сейчас, раз вы закончили работу, зайдите в мой кабинет, мне надо кое-что продиктовать.

Под его удивительно тревожащим взглядом я убрала все папки и напечатанные страницы в сейф и заперла. Затем, с записной книжкой и карандашом в руке, я последовала за ним по коридору через открытые двери с медными решетками в канцелярию.

Когда мы шли мимо шифровальной комнаты, послышался треск телепринтера. Мистер Фицджеральд отступил в сторону, пропуская меня в кабинет, и придвинул стул к своему столу так, чтобы я сидела около него.

— Сначала все здесь вам показалось несколько странным, мисс Брэдли? — сказал он со своей непривычно милой улыбкой.

— Немного.

— И к тому же подавляющий первый день, накопившийся материал. Однако вам удалось справиться очень быстро.

Полагаю, это самое приятное, что кто-либо слышал в качестве комплимента от молодого первого секретаря. За исключением Евы Трент, конечно, и я почувствовала, что таю от удовольствия.

— Итак, если не возражаете…

Он диктовал быстро, но мне удавалось не отставать. После четырех быстрых писем он даже увеличил скорость. Я подумала, что он проверяет, приближается ли моя скорость к скорости Евы. Затем он внезапно посмотрел на меня и спросил:

— Mas despacio?[4]

— Рог favor[5], — ответила я, затаив дыхание.

И мы рассмеялись.

Улыбка не исчезла с его лица, собирая морщинки вокруг глаз, и дальше он диктовал медленнее. После окончания он сказал:

— Значит, вы знаете испанский?

— Только немного.

— Занимайтесь при любой возможности. Заставьте Хестер говорить с вами — полезно для вас обеих. — Он аккуратно сложил бумаги вместе. — Вам нравится в резиденции, не так ли?

— Очень, спасибо. Хорошо, что они приняли меня.

— О, таким образом вы всегда под рукой. — Он улыбнулся. — Что называется, взаимовыгодная договоренность. Постараемся не вызывать вас ночью слишком часто, но это зависит от случая — однажды при синей луне.

Обезоруживающая улыбка стала шире. Если он останется в таком настроении, не возражаю, чтобы синяя луна восходила с неизбежной регулярностью нашей обычной земной. Я не возражала против ночных вызовов, чтобы напечатать важное сообщение, если его устроит конечный результат.

— Сейчас о вашей работе: вижу, вы сразу принялись за нее, но Ева оставила обычные передаточные записи, чтобы помочь вам сориентироваться. — Он открыл ящик стола, вынул большой конверт и подал мне. — Прочтите.

— Сейчас?

— Сейчас.

Я взяла два листа бумаги с грифом «ДСП» на конверте. Как я и ожидала, печать была безупречна. Но для передаточных записи были слишком коротки. Указания, где хранятся некоторые папки, какую раскладку любит посол и что нужно вернуть и проверить. Немного о безопасности, а также номер (как комбинация сейфа), которым открывается бокс с ключами от сейфов в кабинете посла, — 3652531.

Я прищурилась, запоминая его. 365 — это легко. Число дней в году. 25 — мой возраст. Только число 31 оказалось труднее запомнить, к нему я не могла приложить никакой мнемоники. Но у меня хорошая визуальная память, и когда я смотрела перед собой, то мысленно видела цифры 3652531 и место, где они написаны на странице. Я спрятала эти две страницы назад в конверт и отдала мистеру Фицджеральду.