Брачный договор с герцогом - Милли Адамс Страница 14

Ведь Беатрис причина происходящих событий.

Для тебя это не имеет большого значения.

Не имеет и не будет иметь.

В борделе его примут вне зависимости от того, женат он или холост.

Бриггс вошел в церковь с задержавшимися в голове мыслями о плотских удовольствиях.

Стоящий у алтаря священник посмотрел укоризненно, что неожиданно вызвало чувство вины, испытываемое им, надо признать, нечасто.

Бриггс встал на свое место, буквально ощущая, как адские языки пламени обжигают пятки. Жаль, что он всегда любил близость опасного пламени. И не был стыдливым человеком — в некоторых аспектах жизни.

Он оказался прав, на венчании присутствовали лишь мать Беатрис и Элеонора, подопечная Кендала. Девушка выглядела расстроенной и во все глаза смотрела на происходящее. Несомненно, она выражала эмоции самой невесты, которой предстояло выйти за мужчину уже взрослого и не с лучшей репутацией.

Священник читал молитвы, а Бриггс думал о том, как странно находиться здесь в роли жениха. Рядом с ним опять юная леди, хотя он уже совсем не похож на себя прежнего. Ожидания его от брака значительно отличались от того, что было в первый раз. Он почти уверен, что сможет наладить хорошие отношения с супругой. Надеялся, что они не будут похожи на те натянутые и холодные, что были у его родителей. В детстве ему было очень тяжело, он так и не смог привыкнуть. Не смог наладить отношения с самыми важными людьми в жизни, как, впрочем, и со всеми его окружавшими. Исключением стал Кендал. Хотя и этот факт сейчас под сомнением.

Церемония была короткой. Все традиционно и быстро. Отношения узаконены. И это единственное, что было для всех главным. В глазах церкви они стали мужем и женой. Общество успокоится, удовлетворенное союзом, пусть и созданным поспешно.

Невероятно, какое большое значение имеют формальности. Достаточно всего нескольких фраз, сказанных друг другу, и два человека связаны до конца жизни, хотя до этого были едва знакомы.

Затем они погрузились в карету и отправились в Мейнард-парк. В пути они были уже три часа и за все это время не обмолвились ни словом.

— Сообщите мне, если вам что-то понадобится, — наконец произнес Бриггс.

— Что это может быть?

— Одежда. Вам ведь надо готовиться к сезону. Мы будем посещать… балы.

Беатрис моргнула.

— Я не думала, что вы тоже хотите там появляться.

— Не хочу, но обязан. Я несу за вас ответственность. Не будем считать вас пленницей в моем доме, скорее, вы моя подопечная.

— Я не подопечная, — с мягким укором произнесла она.

— Лучше считать именно так.

И не вспоминать прошлую ночь, как и терзавшее его искушение.

— Понимаю. — Беатрис отвела взгляд. — Что ж, да, мне понадобится несколько платьев. Не хочу упрекнуть брата в скаредности, но это платье я взяла у Элеоноры. Она заказала несколько новых к открытию сезона. А я нет.

— Это мы исправим.

— Благодарю вас.

— Пустяки.

— Не знаю, вызовет ли это ваше недовольство, но я намерена быть честной во всем. Можете ли вы сказать то же?

— Боюсь, что нет, — весело ответил Бриггс. — И это ради вашего же блага. — Она определенно не поняла смысл его шутки. — Я должен знать все ваши потребности и желания, чтобы наилучшим образом заботиться и обеспечить всем необходимым.

— Это ведь невозможно, если мы не будем одинаково откровенны друг с другом?

— Полагаю, нашим отношениям лучше развиваться в том ключе, что и с самого начала.

— Вы были другом моего брата, многие годы мы обменивались лишь общими фразами. Еще вы иногда привозили для меня сладости.

— Не вижу причины что-то менять.

Беатрис вздохнула.

— Нам… могу я называть вас Филип?

В груди что-то дрогнуло. Он и не помнил, сколько лет не слышал от другого человека своего имени.

— Нет.

— Но мы женаты и…

— Лучше, как прежде, Бриггс. Или ваша светлость, когда требуется.

Он представил, как она обращается к нему так, стоя на коленях и с мольбой в глазах. Белые груди обнажены…

Он сжал зубы.

— А вы как станете меня называть?

— Беат. Или Беатрис. Как и прежде. И, как и прежде, буду покупать вам сладости.

— И жизнь моя останется прежней, только не с братом, а с мужем, новым господином?

Он не хотел думать о себе как о ее господине. Это распаляло жар внутри. Заставляло восстановить перед глазами образ в полупрозрачной ночной сорочке. Дева на жертвенном ложе. В тот момент он ненавидел себя до самых костей. Неужели он так порочен, что готов попробовать изменить Беатрис по своему желанию, зная, что она, скорее всего, отреагирует так же, как некогда Серена? Лучше ему все же общаться только с проститутками.

— Вам решать, каким будет наш союз, Беатрис.

— Разве? Пожалуй, нет. Скорее, это больше зависит от брата, чем от меня самой.

— Вы собирались замуж за друга и тоже готовились к фиктивному браку. — Он смотрел на нее в упор, игнорируя вспыхивающие искры. На мгновение показалось, что между ними все по-настоящему, как бывает между молодоженами.

— Я знаю, — кивнула Беатрис.

Он все понимал, в вопросах не было нужды.

— Сколько лет вашему сыну? — неожиданно спросила она, тяжело вздохнув, словно лишь смена темы давала шанс продолжить разговор.

Бриггс не понимал причины, но точно знал, что не хочет говорить с ней об Уильяме. Да, скоро они будут жить под одной крышей, но все же… его задача прежде думать об интересах сына, защитить его от речей тех, кто не поймет, увидит уязвимые места и будет использовать против него.

Ему будет больно, если кто-то плохо подумает об Уильяме. Внезапный порыв, импульс, желание защитить — ему самому это было не всегда понятно. Вероятно, это означает быть отцом. У него самого все было не так. Его собственный отец видел его изъяны и слабости и нещадно наносил удары в эти места, использовал недостатки, чтобы заставлять страдать.

— Ему семь.

— У меня нет опыта общения с ребенком, но… мне всегда казалось, что прекрасно иметь своего.

— Сожалею, что все сложилось не в вашу пользу, — сказал Бриггс совершенно искренне.

Отцовство помогало ему прочно стоять на ногах. Не будь Уильяма, положение, вероятно, стало бы совсем иным. Он остался без жены, и, если бы у него не было необходимости нести ответственность за кого-то, ему не за что было бы удержаться. Мир мог бы пошатнуться, а он —