Линн Грэхем - Трудное примирение Страница 16

— Важно? — переспросил он.

— Важно — что? — еле выговорила она, лишенная всякой способности мыслить.

К сожалению, он отнял ее руку от губ, хотя все еще продолжал держать в своей, крепко сжимая.

— А что самое последнее из того, что ты помнишь?

Напрягшись изо всех сил, она все-таки заставила себя сосредоточиться. Ответить на его вопрос было не легче, чем вытащить из пруда пресловутую рыбку.

— У меня был грипп, — наконец радостно сказала она.

— Грипп. — Он сдвинул брови, потом его лицо прояснилось. — Si, грипп. Это было в тысяча девятьсот восемьдесят…

Она поморщилась.

— Люк, я знаю, какой сейчас год.

— Senz’altro. Разумеется, знаешь. Ценность каждого года со временем растет — точно как бывает с винами.

Она посмотрела на него с недоумением, он же, чуть улыбаясь, нагнулся и пригладил прядку волос, которая, отбившись от остальных, легла ей на лоб.

— Мне кажется, это было ужасно давно, — пожаловалась она. — И все как в тумане.

— Не думай об этом, — посоветовал Люк.

— Наверное, уже поздно? — шепнула она.

— Почти полночь.

— Тебе нужно вернуться в отель… Мы живем в отеле? — настаивала она, снова разволновавшись.

— Не переживай. Рано или поздно память вернется, — нежно сказал Люк. — И тогда, клянусь тебе, мы над этим здорово посмеемся.

Он легонько поглаживал большим пальцем ее запястье. Она приподняла другую руку, которой придало силы непреодолимое желание прикоснуться к нему, и провела пальцами по строгой линии его подбородка. Смуглая кожа отливала синевой и была шероховатой на ощупь. Какие у него безумно притягательные глаза, подумалось ей, когда он сердит, они темнеют, а на солнце или в минуты страсти становятся совсем золотыми. «Почему он меня не поцелует?» — рассеянно подумала она.

В этом отношении Люка никогда не надо было ни понукать, ни подталкивать. Стоило ему войти в дверь после возвращения из своих деловых поездок, как он хватал ее в объятия и едва успевал добежать до спальни, так сильно горела в нем страсть. Когда они были вместе, ей порой казалось, что браться за какое-либо занятие — уборку, готовку — бесполезно, все равно оторвут в самый неподходящий момент.

Это внушало ей уверенность. Это внушало ощущение, что, раз страсть так велика, есть и надежда на будущее. Только в последнее время она стала невольно прислушиваться и к другому голосу. Он был куда пессимистичнее. Он утверждал, что ждать от Люка даже ничтожнейших обязательств — все равно что верить в волшебные сказки.

— Я ведь не помню только последние недели, да? — допытывалась она, торопясь отогнать неприятные мысли, от которых она чувствовала себя так неуютно.

— Ты не забыла ничего важного. — Он пробежал взглядом по ее лицу, их глаза встретились, он смотрел в ее как будто даже с вызовом, но при этом явно сдерживая себя. Это было странно.

— Люк… — неуверенно сказала она, — в чем дело?

— Я совершенно не в себе. Dio, что ты со мной делаешь одним своим взглядом! — вдруг яростно выдохнул он. — Ведь ты считаешься больной.

Она не заметила, кто сделал первое движение, но он внезапно оказался так близко, как именно ей и хотелось, и ее пальцы страстно нырнули в густые заросли его волос. Но вместо того, что она предвидела, он раздвинул языком ее губы, и она ощутила сладостное прикосновение, он снова и снова будил в ней приступы наслаждения, пока у нее не закружилась голова, а все тело не охватила страсть такой силы, какой она еще не знала.

Застонав от восторга, Люк заключил ее в объятия, и, хотя всякое движение причиняло ей боль, ее охватило нестерпимое желание принадлежать ему. Нетерпеливо сорвав с нее одеяло, он поднял ее и, не отрывая своих жадных губ от ее, усадил к себе на колени.

Возбуждение охватило их так внезапно, как налетает летняя гроза. Дикое, живое, первобытное. Он схватился за ворот ее белой больничной рубашки, стащил ее и отбросил прочь. Прохладный воздух обжег ее обнаженную кожу, когда он, чуть отстранив ее от себя, крепко сжал ее хрупкие руки. Щеки его горели, он пожирал глазами ее бледную грудь, увенчанную соблазнительными тугими розовыми сосками.

Краснея под этим дерзким, возбуждающим взглядом, она дрожащим голосом пробормотала:

— Отвези меня в отель.

Невероятно, но Люк в ответ выругался и закрыл глаза. В следующий миг он натянул на нее рубашку, встал и уложил обратно в постель. Осторожно приглушил свет и прошептал:

— Chiedo scusa. Прости. Ты нездорова.

— Я прекрасно себя чувствую, — возразила она. — И совершенно не хочу здесь оставаться.

— Придется. — Он поднял шпингалет и распахнул окно, впустив в комнату струю свежего воздуха. — Здесь тебе будет лучше.

— Лучше?

— Ты веришь в судьбу, сага?

У нее дрогнули веки, и она в смущении отвернулась. Люк, которого на первых порах поражала, а потом уже только смешила ее вера в приметы, вроде того, что нельзя проходить под лестницей или наступать на черную линию… этот самый Люк спрашивает, верит ли она в судьбу? И вид при этом серьезней некуда.

— Конечно, верю.

— Против судьбы не пойдешь, — задумчиво сказал Люк. — Ты ведь тоже так думаешь, верно?

Никогда еще Люк не говорил таких странных вещей, от изумления она совсем растерялась.

— Я думаю, что идти против судьбы бессмысленно.

— Я и не собираюсь этого делать. Тем более что она играет мне на руку. Спи, сага, — нежно прошептал он. — Утром мы летим в Италию.

— В Ита-алию? — отозвалась она, и ее охватила внезапная слабость.

— Тебе не кажется, что пришло время урегулировать наши отношения?

Кэтрин ошеломленно уставилась на него, уверенная на все сто процентов, что он имеет в виду что-то совсем другое, чем ей померещилось.

Не спуская с нее горящих глаз, Люк опустился в кресло подле ее кровати.

— Я прошу тебя выйти за меня замуж.

— Что? — Потрясение помешало ей найти еще какие-нибудь слова.

Он задумчиво провел пальцем по ее губам.

— Скажи же что-нибудь, — попросил он.

— И давно ты это надумал? — отрывисто спросила она, молясь в душе о том, чтобы шок прошел как можно быстрее и она смогла вести себя как нормальный человек.

— Скажем, это желание подкрадывалось ко мне постепенно, — весело сказал он.

Звучит не слишком романтично. Подкрадываются грабители, подкрадывается старость. Ее охватило парализующее чувство нереальности происходящего. Люк просит ее выйти за него замуж. Это значит, что столько времени она прожила с человеком, которого, оказывается, совершенно не знает. Это значит, что, думая о нем плохо, она была к нему в высшей степени несправедлива. Глаза ее наполнились слезами. По щекам побежали ручейки.