Новенький (СИ) - Инфинити Инна Страница 16

— И кто там был гей? — шокировано уточняю.

— Лефу, подельник Гастона. Сначала Лефу просто им восхищается, а потом у него возникает желание его поцеловать. Помимо этого Лефу постоянно смотрит на Гастона, любуется им, ловит каждое слово, восхищается. Помнишь оду, которую Лефу пел Гастону?

— Да. Но это была просто песня в честь Гастона…

— На самом деле он типа влюблён в Гастона. Мы бы и не заметили, если бы «Дисней» об этом сам не заявил.

— Да ну бред, — спорю.

— Давай пересмотрим этот момент, — новенький достаёт из рюкзака наушники, засовывает их в ноутбук и даёт один мне.

Я с опаской засовываю его в ухо, Соболев засовывает себе второй. Затем открывает ютуб и находит там сцену с песней. Мне снова становится немного неловко. Смотреть вместе с Соболевым что-то на ноутбуке, да еще и делить наушники — это уж как-то совсем.

Заставляю себя сконцентрироваться на ролике.

— Эээ, — изрекаю, когда мы досматриваем. — Все равно я ничего такого здесь не заметила. Ну, кроме того, что Лефу слегка приобнимает за плечи Гастона…

— Потому что ничего такого в этой песне и нет. Говорю же, если бы сам «Дисней» не заявил, что этот персонаж — гей, то никто бы и не понял. Ну, знаешь, это как Джоан Роулинг сказала, что Дамблдор гей.

— Дамблдор гей??? — изумленно восклицаю и тут же прикусываю язык. Вера Семёновна спит же.

— Да. Ты не читала заявления Джоан Роулинг об этом?

— Нет…

— Погугли. Ее как-то спросили, почему на протяжении всех книг ничего не говорится о личной жизни Дамблдора. Она ответила, что потому что он гей. У него была любовь с Гриндевальдом, — новенький на мгновение задумывается. — Кстати, можно было взять для проекта не «Красавицу и Чудовища», а «Фантастических тварей», и рассказать про любовь Гриндевальда и Дамблдора.

Я сижу в ступоре, пытаясь осознать услышанное.

— Зачем ты мне это рассказал? Мой мир больше никогда не будет прежним…

Соболев тихо смеется.

— Жизнь полна разочарований, Белоснежка.

— Но ведь все эти фильмы 16+!

— Там нет открытой пропаганды, чтобы нарушалось российское законодательство. Обычный зритель даже не заметит всего этого.

— Но ведь это фильмы для подростков! — не унимаюсь.

— А вот это и есть тема нашего проекта: пропаганда собственных ценностей в фильмах, которые транслируются в других странах. Особенно в тех, где аналогичных ценностей нет.

Мы проводим в библиотеке где-то еще час. Презентацию полностью делает Соболев, так что не очень понимаю, с какой целью я тут нахожусь: фильм смотрела невнимательно, на слайдах не печатаю. Весь час мы тихо переговариваемся, стараясь не разбудить библиотекаршу.

В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне очень интересно разговаривать с Соболевым. Он умный и наблюдательный, мыслит критически (в отличие от меня) и точно неподвластен пропаганде (опять же, в отличие от меня). Я даже проникаюсь к нему толикой уважения.

А еще он все это время в библиотеке хорошо себя ведет: не наглеет, не дерзит, не вторгается в мое личное пространство. Может же быть нормальным, если захочет.

Мы спускаемся в гардероб, продолжая непринуждённо разговаривать. Затем вместе выходим из школы.

— До завтра, — говорю с полуулыбкой и готовлюсь повернуться в свою сторону, как Соболев останавливает меня за руку.

— Соня, я тебя провожу, — вдруг говорит.

А вот тут я уже напрягаюсь.

— Не надо.

— Обещаю, что больше не буду тебя целовать. Просто провожу. Уже поздно.

— Не надо, — повторяю и высвобождаю руку из его захвата. — Мне нужно будет забрать сестру из садика.

— Заберём ее вместе. Соня, я не позволю тебе идти одной так поздно.

Только мое мнение о новеньком немножко улучшилось, как он снова за свое.

— Обещаю, что больше не буду тебя целовать, пока ты сама не попросишь.

А вот теперь я хочу влепить новенькому новую пощёчину. Как он вообще мог подумать, что я могу попросить его о поцелуе?

— Соня, ты одна так поздно не пойдёшь, — бескомпромиссно заявляет. — Я провожу тебя.

— Ладно, — соглашаюсь, потому что понимаю: он не отстанет.

Глава 17.

Мы идём молча. Мое настроение испортилось, а Соболев не знаю, почему молчит. У новенького есть одна дебильная черта характера (помимо того, что он хам и все такое) — он самостоятельно принимает решение, и все должны безоговорочно слушаться. Просто потому, что он так решил. Попахивает диктатурой и тиранией. Мне уже жалко его будущую жену.

— Ты сказал, — первая прерываю тишину и хруст снега под ногами, — что можешь сделать презентацию только сегодня, а в другие дни до культурологии у тебя не будет возможности.

— Да.

— Почему? Чем ты будешь занят после уроков в последующие дни?

Новенький молчит некоторое время. Как будто не очень хочет отвечать на мой вопрос.

— Есть дела, — наконец, говорит обтекаемо.

— Какие? — ехидно интересуюсь.

— Неужели я стал тебе интересен, Белоснежка? — насмешливо спрашивает.

— Не соскакивай с темы и не переводи в шутку. Я задала тебе конкретный вопрос.

— Я же сказал, у меня дела.

— А я спросила, какие, и жду ответа.

— Ты пока еще не готова к такой стороне моей жизни, Белоснежка. Не буду травмировать твою нежную психику.

Фыркаю. Что там у него? Неблагополучная семья? Это я уже и так знаю от мамы. К слову, для неблагополучной семьи у Соболева слишком дорогая куртка и слишком навороченный ноутбук.

— Подожди меня здесь, — говорю, когда мы подходим к детскому саду сестры.

— Я пойду с тобой.

— Нет! — рявкаю. — Если я заявлюсь с незнакомым парнем, то воспитательница сразу доложит об этом маме. А то и вообще не отдаст сестру. Сады дают детей только тем, на кого родители написали доверенность.

Не дожидаясь ответа от Соболева, я устремляюсь ко входу в группу. Не оглядываюсь назад, но судя по тому, что за спиной не хрустит снег от чужих шагов, новенький остался ждать меня у ворот в садик.

Я быстро надеваю на сестру верхнюю одежду и за руку вывожу из садика.

— Настенька, — шепчу. — С нами будет идти один мальчик. Не обращай на него внимания, хорошо? Он мой одноклассник.

— Никита? — кривит мордочку сестра.

— Нет, другой.

У Никиты и моей сестры взаимная неприязнь. Хоть Свиридов мне прямо не говорит, но я знаю: он недолюбливает Настю. Все потому, что мне несколько раз пришлось притащить ее на наши свидания. Так случайно получилось. У родителей были дела, няня отпросилась, и Настю не с кем было оставить.

Сестра в свою очередь тоже терпеть не может Никиту. У нее все намного проще: она меня ревнует.

Соболев разглядывает Настю, когда мы к нему подходим. Не представляя их друг другу, я поворачиваюсь на тротуаре и веду сестру домой. Новенький шагает по другую руку от Насти. Сестра задрала на него голову и смотрит с нескрываемым любопытством.

— Как тебя зовут? — Настя спрашивает первая, а я закатываю глаза.

— Дима, — отвечает ей с улыбкой. — А тебя?

— Настя. — На пару секунд возникает тишина, а потом сестра выдаёт: — Ты новый Сонин парень?

— Настя! — рявкаю, чувствуя, как щеки предательски краснеют. Хорошо, что уже темно и не видно.

— Пока еще нет, — отвечает Соболев, слегка хохотнув.

«Пока еще».

— А будешь? — снова ляпает Настя.

Дергаю ее за руку.

— Обязательно буду, — отвечает самоуверенно. — А у тебя есть парень?

— У меня есть жених, — деловито заявляет Настя.

И тут уже я опускаю на сестру удивленный взор.

— Какой еще жених? — сердито интересуюсь.

— Его тоже зовут Дима. Я тебе говорила. Мы будем вместе танцевать на утренник. Он сказал, что любит меня.

Не успеваю удивиться, как новенький серьезно заявляет:

— Если мальчик сказал, что любит тебя, это еще не значит, что он любит тебя на самом деле, к сожалению.

— Как это?

— А вот так. Мальчик должен доказать свою любовь поступками. А то болтать все горазды.