Кара Уилсон - Я тоже тебя люблю Страница 17

Он продемонстрировал сказанное. Моника старалась не сводить глаз с топора и рук Стива, но этобыло трудно — ее так и притягивала игра мощных плечевых мышц под загорелой кожей.

— Хочешь попробовать? — спросил он.

Она едва удержалась, чтобы не спросить что именно. Когда брала топор, коснулась нечаянно Стива и почувствовала не просто тепло его тела. Показалось, будто в нее влилась излучаемая им жизненная сила. Моника мысленно повторила то, чему он ее учил, сделала глубокий вдох, подняла топор и опустила его на полено.

Топор отскочил, едва царапнув по дереву. Она повторила движение. Опять отскочил. Попробовала еще раз — то же самое. Hичего не получалось.

— Слушай, давай попробуем вместе. Чтобы ты уловила правильный ритм и замах, — предложил Стив.

Он встал сзади и так взялся за топорище, что Моника оказалась в объятиях мужчины. Его горячая кожа слегка касалась ее, дыхание колыхало выбившиеся из пучка волосы. При движении грудь Стива прижалась к ее спине.

У Моники закружилась голова, земля куда-то поплыла из-под ног. Она вцепилась в топорище так, что побелели костяшки пальцев.

— Моника?

Она беспомощно глянула через плечо. Стив был так близко, что можно было пересчитать реснички, уловить все оттенки серых глаз. А если ей чуть-чуть приподняться на цыпочках, а ему чуть-чуть наклониться…

Взяв топор из покорных рук девушки, Стив небрежно вонзил его в колоду.

— Придвинься, — прошептал он. — Ближе. Вот так.

Последние слова выдохнул прямо ей в лицо, крепко прижимая Монику к себе. Она ощутила тепло его груди, стальные мышцы рук, потом прикосновение губ. Не рассуждая, тоже положила руки ему на плечи, упиваясь нежной упругостью губ Стива и даже жесткостью щетины на подбородке. Боже, хоть бы это мгновение никогда не кончалось!

Но вдруг руки Стива ослабли, слегка оттолкнули ее.

— Что с тобой? — резко спросил он. — Приникаешь ко мне, словно наступает конец света, а когда я тебя целую, не реагируешь. С тем же успехом я мог бы целовать моего коня. Это у тебя такая шуточка?

Волна смущения окатила Монику, вогнав в краску.

— Я думала, у тебя.

— Что? — не понял он.

— Целовать меня, — пояснила она. — Для тебя ведь это шутка, не так ли? — Она прерывисто вздохнула, прежде чем отважилась сказать дальше: — Ты просто показываешь мне, какая я зеленая, а я стараюсь не портить игру, потому что ты прав, — перед тобой совершенный новичок в том, что касается поцелуев. Мне еще никогда никого не приходилось целовать, кроме родителей. А когда ты целуешь, меня бросает то в жар, то в холод, не могу ни дышать, ни думать… В общем, когда кончишь смеяться, можешь продолжить учить меня колоть дрова, только, пожалуйста, не стой так близко, а то у меня от этого слабеют колени и руки, могу уронить топор. О'кей?

Закончив свою спотыкающуюся речь, Моника с беспокойством посмотрела на Стива, ожидая взрыва хохота. Но тот не смеялся. Просто глядел на нее, не в силах поверить услышанному.

— Сколько же тебе лет? — спросил он наконец.

— Сегодня какое?

— Двадцать пятое июля.

— Уже? Вчера мне исполнилось двадцать.

Минуту Стив стоял неподвижно. Затем осмотрел ее всю — от сияющей короны платиновых волос до пальцев на ногах, проглядывающих из порванных тапочек. Осмотрел пристально, собственническим взглядом.

— С днем рождения! — пробормотал он, не в силах оторвать глаз от розовых губ. — Знаешь, есть хороший американский обычай целовать в день рождения по количеству прожитых лет. Но, малыш, когда я буду целовать тебя, это будет означать много чего, только уж точно не шутку.

Моника приоткрыла рот, но не проронила ни слова, с пытливым интересом глядя на Стива. А тот теперь видел невинность там, где раньше хотел отыскать признаки притворства.

— Никого, кроме родителей? — переспросил он сипло.

Моника кивнула, не сводя глаз с его губ. Стив взял ее руку, нежно раскрыл ладошку и поцеловал в середину.

— Это раз. — Дотронулся губами до сгиба большого пальца. — Два. — Прикоснулся к указательному. — Три.

Его зубы тихонько сомкнулись на бугорке у основания мизинца. Моника застонала. Ей не было больно, просто по всему телу начало разливаться неописуемое наслаждение.

— Ч-четыре? — спросила она.

Он покачал головой и потерся щекой о ладонь.

— На укусы ограничений нет. И на это тоже. — Кончик его языка коснулся чувствительной кожи между пальцами.

Стив нежно лизнул тыльную сторону ее ладони, потом, захватив губами мизинец, втянул его в рот. Моника задрожала.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Да, — выдохнула она. — Нравится.

Стив услышал, как дрогнул ее голос, и подумал, что было бы здорово снова и снова слышать «да», когда он станет целовать каждый кусочек этого нежного тела. А потом она простонет последнее «да», разрешая погрузиться в нее. Стив даже содрогнулся от жгучего желания. А дрожь, пронизывающая Монику и ощущаемая им, отнюдь не способствовала охлаждению пыла.

— Тебе понравилось чувствовать мои губы на своих?

Еще не договорив фразы, он увидел ответ во внезапно потемневших аметистовых глазах. Затем густые ресницы опустились, прикрывая предательски расширившиеся зрачки, лицо Моники обратилось к нему с доверчивостью цветка, раскрывающего лепестки навстречу утреннему солнцу. Стив знал, что обязан предупредить Монику, — она не должна доверяться ему так беспредельно: он мужчина, который хочет узнать все тайны ее нетронутого тела, ласкать его, владеть им целиком. Но вместо этого прошептал:

— Ближе, ближе. Я хочу снова почувствовать, как ты прижмешься ко мне. Ближе… Да.

Когда Моника выгнулась в его крепких объятиях, у него вырвался хриплый стон. Почти с яростью Стив поймал ее губы и почувствовал, что она удивленно застыла. Тогда, сделав усилие, заставил себя ослабить хватку, прислонился лбом к светлой короне волос, чтобы совладать с дыханием и неудержимой страстью.

— Стиви! — встревоженно вскрикнула девушка.

— Все в порядке. — Он приподнял голову и вновь накрыл губы Моники своими. — Позволь мне только… Всего раз… Впусти меня, солнышко. Я буду нежен… Очень.

Прежде чем она успела сказать хоть слово, Стив вновь коснулся ее губ. Снова и снова он смаковал их нежность, мягко скользил по ним, едва их касался, усиливал нажим так медленно, что Моника невольно привлекла его голову к себе поближе. А почувствовав, что он слегка прикусил ей нижнюю губу, тихонечко застонала.

— Да, — прошептал он, зализывая невидимые отметинки. — Откройся мне, малыш…

И опять прошелся по ее губам, лизнув их, словно свои собственные. Моника вздрогнула, приоткрыла рот, потом раскрыла его шире, еще шире, пока не осталось уже никаких преград.