Хелен Брукс - Ночные сумасбродства Страница 19

— А мои желания и чувства не имеют значения? — поинтересовался он.

Мелоди, стараясь не потерять самообладания, инстинктивно сжала руки:

— Я хочу этого для тебя так же, как для се…

— Вот этого не надо! — крикнул Зик, прервав ее на полуслове. — Так проще всего оправдаться. Ты сегодня ни разу не спросила меня, чего я хочу, что чувствую. Просто заявила, что бросаешь меня. И только. Ни обсуждений, ни компромиссов. Ничего.

Как объяснить ему, что ею руководит инстинкт самосохранения? Мелоди всегда ощущала, что не подходит для мира Зика. Но до несчастного случая она была неординарной танцовщицей. И этим оправдывала близость с Зиком. Но все раздавил грузовик…

Она вдруг ощутила боль, словно ее ударили кулаком в живот. Но эта боль не имела ничего общего с ее травмами. Неизбежность расставания с Зиком сокрушила женщину. Не выбирая слов, она заговорила:

— В детстве я, если можно так сказать, всегда оставалась снаружи, всегда только заглядывала внутрь. Меня не приглашали в гости. Никто не ждал меня, чтобы проводить домой после школы. Конечно, теперь, оглядываясь назад, я понимаю, это бабушка не позволяла мне заводить друзей, недружелюбно относилась к мамам других детей. Но тогда я не сомневалась, что дело во мне. Что другие девочки меня не любят, считают не такой, потому что у меня нет родителей. Может, так и было. Не знаю. Но потом я поняла, что в танце все остальное теряет значение. И тут бабушка помогла мне, зная, как много значит для меня танец.

— Но успешно калечила в тебе все остальное.

Зик произнес это с такой горечью, что Мелоди испугалась. И поспешно затрясла головой:

— Нет, нет, это не так. Бабушка делала для меня все, что в ее силах. Она не обязана была брать меня к себе. Могла сдать в приют. Но она так не поступила. И она несла в себе боль. Сильную боль. Я думаю, она любила моего деда очень сильно и не смогла забыть его. И она потеряла дочь — мою мать. Ей пришлось очень тяжко.

— Ты придумываешь ей оправдания. Постоянно, — заметил он уже мягко.

— Я стараюсь объяснить.

Объяснить необъяснимое. Открывая Зику горечь своей души. Но он заслужил это.

— Ди, ты больше, чем танцовщица. Ты всегда была больше, чем танцовщица.

Зик подошел к ней и присел рядом на корточки. Брюки обтянули его мускулистые ноги.

Температура в комнате немедленно поднялась градусов на двадцать, и все грустные мысли вылетели у Мелоди из головы. Она смотрела на мужа, чувствуя, что он собирается поцеловать ее, и желала этого больше всего на свете.

Вежливый стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Зик встал и направился к двери.

Официант вкатил в номер столик, быстро и ловко расставил тарелки, разложил салфетки и приборы.

— Желаете ли вы, сэр, чтобы я разложил еду по тарелкам? — спросил он Зика, открывая бутылку вина.

Зик посмотрел на Мелоди, которая все еще сидела на диване.

— Нет, спасибо. Счастливого Рождества. Он положил в руку официанта щедрые чаевые.

— Счастливого Рождества, сэр, мадам. — Уходя, официант чуть не кричал от восторга.

Мелоди подошла к столу. Зик выдвинул для нее стул и, когда она села, положил салфетку ей на колени.

— Могу я подать первое блюдо, мадам? Он поднял крышки двух серебристо-белых глубоких тарелок. Суп пах божественно.

Мелоди возразила:

— Я этого не заказывала.

— Я решил, что мы должны поесть, как следует. — Зик положил булочку на ее тарелку. — Ешь, — сказал он нежно.

Вкус супа был так же прекрасен, как и аромат. Последовавший за ним лосось тоже был хорош. Зик болтал о каких-то пустяках, так что Мелоди в конце концов ответила смехом на его шутки. И испугалась, когда осознала, что впервые за несколько месяцев у нее на душе спокойно.

Зик поставил на стол десерт, но Мелоди была уверена, что не сможет проглотить больше ни крошки. Однако кекс с лимонной цедрой и малиной был столь великолепен, что она съела все до последнего кусочка.

Потом она допила вино. Зик, встав из-за стола, пересадил ее на диван, а сам сел рядом. Мелоди не стала протестовать.

— Полночь, — сказал он через пару минут тихо и нежно. — С Рождеством, дорогая.

Дорогая… Ему не следовало так ее называть. Но она не желала разрушать очарование момента. Мелоди смотрела, как Зик опускает руку в карман и достает маленький пакетик. Он протянул пакетик жене и нежно поцеловал ее.

— Что это? — спросила она с подозрением.

— Открой — увидишь, — предложил он загадочным тоном.

Кольцо было прекрасным. Сверкающие бриллианты и изумруды украшали тонкий ободок из белого золота. Зик надел кольцо ей на палец. Мелоди смотрела на блестящие камни с тоской и с еще каким-то чувством, которому даже не могла придумать название. Потом женщина прижала ладони к глазам: она ненавидела себя за то, что причиняла Зику столько боли.

Зик осторожно развел ее руки. Его угольно-черные глаза встретили ее измученный взгляд. Мелоди с ужасом осознала, что он постарел за эти три месяца. Время въелось в его черты, как это бывает, когда человек переживает страшное горе или утрату. Может быть, где-то в глубине сознания Зик понимает, что для них все кончено? Но упорно борется с этим ощущением, считая, что предает ее?

— Я люблю тебя, — сказал он. — И всегда буду любить. Это чувство нельзя включать и выключать по желанию. Я всегда считал, что все делаю правильно, что я независим, холоден. Называй, как хочешь. И вдруг ты, незваная, неожиданно вошла в мою жизнь. Я не искал чего-то постоянного. Я даже не предполагал, что когда-нибудь у меня будет семья, пока ты не появилась на сцене и не ворвалась в вихре танца в мое сердце.

У нее перехватило дыхание.

— Я больше не могу танцевать.

— Но ты здесь, рядом. Только это и имеет значение. — Зик наклонил голову так, что их губы оказались в миллиметре друг от друга. — Ты должна в это поверить, Ди, потому что я не знаю, как убедить тебя. Я способен только показать свою любовь.

Мелоди приняла поцелуй и прильнула к Зику в поисках его силы, его совершенной мужественности, по которой так тосковала. Он поцеловал ее веки, заставил закрыть глаза, как будто знал, что ей надо только чувствовать, ощущать его — и ничего больше. И Мелоди оказалась в бархатной темноте, сотканной из колдовской плоти Зика. Ее вожделение росло по мере того, как он продлевал поцелуй. Наконец реальность его вкуса и запаха стала неодолимой, словно огонь, сжигающий все на своем пути. Она хотела Зика. Хотела до боли.

Он взял Мелоди на руки, понес в свою спальню и опустил ее на кровать так осторожно, как будто она была сделана из китайского фарфора.

Мелоди напряглась, но Зик немедленно лег рядом с ней и, желая подарить женщине уверенность и уют, обнял ее. Не сильно, не порывисто, не поспешно. Он целовал ее губы, давал наслаждение, не требуя ничего взамен.