Однажды на девичнике (СИ) - Серебрякова Екатерина "Kate Serebryakova" Страница 2

В общем, папина кредитка заметно обеднела после моего заказа. Но ничего — для моего отца это сущие копейки.

Наша фамилия у всей небольшой области ассоциируется с бизнесом: сеть гостиниц, ночных клубов, фитнес-клубов, аренда помещений и прочие имущества. Развивать свое дело папа начал еще в девяностых, прославился тогда серьезным и непоколебимым бандитом.

Сейчас лихие времена, конечно, уже в прошлом. Отец законопослушный бизнесмен, исправный налогоплательщик. По крайней мере, так знаем мы с мамой.

Обеспеченность родителей, конечно, наложила некоторый отпечаток на моей судьбе: я могла себе позволить одеваться в лучших бутиках, училась в хорошем университете на платном направлении, покупала дорогие подарки себе и близким.

Не могу назвать себя мажоркой, представителем золотой молодежи, но от финансов отца я не отказываюсь. Не дура ведь.

А после окончания института папа хочет передать мне сеть гостиниц, чтобы я могла работать по специальности и полноправно управлять семейным бизнесом.

Ближе к обеду, разузнав у друзей Антона, где придается депрессии мой женишок, я выдвинулась вымаливать прощения.

Добралась до квартиры знакомого Антона на личном спорт-каре, подаренном папой, я за считанные минуты. Сегодня я чувствовала себя достаточно уверенной и не мотала сопли на кулак.

— Антон, открой дверь, пожалуйста, — пропела я лилейным голосочком из подъезда. — Давай поговорим как взрослые люди.

— А, Марго…. — щелкнул замок, и входная дверь распахнулась, предоставив моему взору парня в растянутой белой майке с бутылкой коньяка наперевес.

Выглядел жених, мягко говоря, не очень. Щеки заросли черной щетиной, глаза покраснели то ли от слез, то ли от недосыпа, ноги подкашивались.

В очередной раз я почувствовала себя последней скотиной, которая так позорно и подло воткнула нож в спину самому родному и близкому человеку.

— Тошенька, давай поговорим, — предложила я. — Хочешь, бульончика тебе куриного сварю? С лапшичкой.

— Да я твоей лапшой по горло сыт! Устал с ушей снимать, — рыкнул парень, но в квартиру меня запустил.

Холостяцкая берлога одного из товарищей Антона пока не выглядела раздолбанной в хлам. В гостиной, конечно, уже валялись грязные носки и коробки из-под пиццы, но было терпимо.

Если Антон еще не обжился в этом месте, есть шанс вернуть его домой.

— Милый мой, я знаю, что очень сильно виновата. Мой поступок не может быть оправдан, такое поведение даже прощения не достойно! Но я не могу допустить, чтобы наши отношения закончились вот так…. Может быть, есть шанс поговорить, начать все сначала?

— Не знаю, Марго, не знаю…. Ты не представляешь, как больно получить нож в спину от тебя, — Антон отпил коньяк прямо из горла и вальяжно развалился в кресле, с лицом знающего философа глядя в окно. — Наши светлые отношения казались мне отдушиной в этом черством темном мире. Ты была моим лучиком света, надеждой на счастье. А теперь? Как я буду обнимать тебя, зная, что твои руки овивали чужое тело? Как я смогу целовать губы, которых касались чужие пальцы? Как я смогу лечь в нашу кровать, в наше семейное гнездышко, зная, что ты лежала с другим?

— Тошенька…. — Я снова не смогла сдержать слез, глядя на своего любимого мужчину, который испытывал столько боли из-за меня. Хотелось забрать у него хоть капельку того, что он чувствует сейчас. — Господи, Антон, я ненавижу себя за тот вечер, слышишь, ненавижу! Я не представляю, как это могло случиться, — мой голос переходил на крик. — Я практически не пила, всего пару глотков шампанского. Да у меня за полгода наших отношений и мысли не было не то что изменить, глянуть в сторону другого мужчины! Я же люблю тебя, люблю, мой хороший.

— Марго, уйди, — тихо попросил он. — Мне сейчас тяжело. Я хочу побыть один.

— Да, любимый, конечно. Я вот тебе привезла подарок. Хотела перед свадьбой подарить, но раз уж так…. — соврала я и протянула парню приставку. — Тебе если вдруг что-то понадобится, ты звони сразу.

— Хорошо. И спасибо за подарок. Я приму ее, но не думай, что куплюсь за какой-то кусок железа! Мое доверие к тебе стоило гораздо больше.

Кое-как сдерживая рвущиеся наружу эмоции, я выбежала из квартиры. Только оказавшись в салоне автомобиля позволила себе вновь вдоволь поплакать и облить себя грязью с головы до ног.

Дрожащими руками я набрала номер Леси и слезно попросилась в гости, потому что в стенах некогда нашей с Антоном квартиры я бы просто не выдержала в одиночку….

Вообще квартира была моя. Точнее, мне подарил ее папа на восемнадцать лет. Но я там не жила, потому как предпочитала находиться рядом с мамой и папой в их коттедже. Но полгода назад, когда познакомилась и начала встречаться с Антоном, почти сразу переехала.

Наши отношения развивались так стремительно, что буквально через несколько недель мы съехались и стали называть эту просторную двухъярусную квартиру нашим семейным гнездышком.

Леся с радостью пустила меня в гости, потому как понимала мои эмоции как никто иной. Она вообще была очень чуткой и замечательной девушкой, готовой поддержать и прийти на помощь в любую минуту.

— Простите, я с пустыми руками, — честно призналась я с порога, снимая шарф и пальто.

— Прекрати! Мы прекрасно понимаем, что ты сейчас не о гостинцах думаешь. Проходи давай.

В гостеприимном доме Лесиной семьи всегда вкусно пахло домашней едой, детским печеньем и чем-то отдаленно напоминающим лаванду. Их квартира ассоциировалась у меня с гармонией и счастьем.

Вот и сегодня подруга пекла какой-то пирог, пока ее мужчины игрались на интерактивном коврике у нее под ногами.

— Тебе, может, налить? — поинтересовалась Леся.

— Нет, не надо. Выпила уже один раз. Так выпила, что жениха…. — я хотела ругнуться, но, глядя на маленького Кирюшу, сдержалась. — профукала, в общем.

— Рит, ну я не верю. Ты ж была трезвее трезвого вроде. Да и в неверности никогда замечена не была.

— Да в том-то и дело…. — покосившись на мужа с сыном, Леся одним взглядом отправила их из кухни в комнату, тем самым предоставив мне свободу слова. — Понимаешь, я ничегошеньки не помню! Как будто пустота вместо этого момента. Мы выпили чуть-чуть, помню девчонки начали веселиться, ты ушла в уборную, а потом все. Воспоминания обрываются. Сколько бы не смотрела, я не могу вспомнить этого парня, не могу вспомнить нашего поцелуя. А секса и подавно не помню. У меня вообще нет ощущения, что он у меня был. Я проснулась дома, в своей одежде, в трусах. Ничего потеряно и разорвано не было. Это странно.

— Странно не странно, а записи с камер я верю больше, чем твоим пьяным воспоминаниям. Антон как реагирует на это?

— Он очень подавлен…. Пьет у друга на квартире, видеть меня не может, видно, что переживает.

— Этот придурок и переживает? — на кухню с пустой детской бутылочкой вошел Даня. — Да я больше переживал, когда твоя собака умерла, чем он. У него из всех человеческих чувств только два: похмелье и любовь к себе.

— Даня! — Леся прикрикнула на мужа, но тот останавливаться не собирался.

— Что Даня? Он же объективно ею пользовался полгода! Ею, финансами ее отца, квартирой ее отца и возможностью не работать. Альфонс.

— Он любит меня, — тут же парировала я.

— Он любит только себя, Рит. Он даже не может запомнить, что ты ненавидишь, когда тебя называют Марго. А это даже я помню.

— Ему просто нравится это имя.

— Тебе просто нравится его оправдывать, — подытожил Даня и вместе с подзатыльником от жены удалился с кухни.

— Ритуль, не слушай его. Мы к Антону, правда, скептически относимся. Но это уже наши заморочки. Главное, чтобы ты была счастлива, а с кем — не важно.

— Спасибо, — я крепко обняла подругу. — Можно мне чаю?

— Конечно. Сейчас с ромашкой заварю. Данька сам в деревне собирал. Ты что планируешь дальше делать?

— Попью чай, схожу у вас в туалет и поеду домой, — Леся глянула на меня со всей строгостью и серьезностью. — Не знаю я. Завтра к нему еще раз съезжу. Если ничего с мертвой точки не сдвинется, поеду сознаваться родителям. Свадьбу отменять надо.