Долли Нейл - Три месяца счастья Страница 2

Лучше не вспоминать, как он расстроился. Это были нелегкие времена. Мать была очень опечалена. «Дорогая, — театрально говорила она каждый божий день, — вы так подходите друг другу». «Оба такие скучные», — слышалось Анне.

Мать умела обидеть. Дочь старалась не обращать внимания. Она росла, постоянно испытывая на себе все прелести неуемного, буйного характера матери, которая относилась к ней с чрезмерной заботой, доходившей иногда до страшно обременительной мелочной опеки. Но в глубине души она понимала, как мать любит ее, и знала, что никогда не станет ей врагом.

Анне не хотелось расстраивать мать, рассказывая ей о своих трудностях, сомнениях. Нужно было справиться самой. Очевидно, она не создана для любви, если не смогла заставить себя полюбить такого человека, как Тони, человека, который был так добр и заботлив. Скорее всего, причина кроется только в ней одной.

В Лондоне она проводила немало времени, навещая подруг. Большинство ее подруг работали в больших переполненных лондонских больницах, и она прекрасно знала, от чего уехала, хотя, говоря по правде, ее работа в больнице не была столь уж обременительной. Просто личные причины перевесили. Может быть, со временем она начнет скучать по больничной суете и вернется. Но сейчас Анна прекрасно ладила со своим подопечным, да и все остальное подходило как нельзя лучше.

Она захлопнула книгу и принялась бродить по гостиной. Взгляд скользил по стенам, отделанным старинными, в стиле восемнадцатого века, деревянными панелями, по длинным, до самого пола, шелковым занавескам цвета слоновой кости, по мраморному камину.

Несмотря на то, что она значилась в доме частной сиделкой, на самом деле она скорее исполняла обязанности секретаря и компаньонки. Джулиус был болен, но не настолько, чтобы требовался специальный медицинский уход. Ей полагалось лишь следить, чтобы он вовремя принимал лекарства, чтобы не поднималось давление. Единственное, в чем он действительно нуждался — в заботе и внимании Нужно было гулять, разговаривать с ним, помогать ему писать исторические заметки. Это могло бы наскучить, будь на его месте кто-нибудь другой, но Джулиус был умен и требователен к себе. Пока у них не возникало никаких проблем.

Мысли вернулись к Колларду-младшему. Невидимое присутствие Эдвина в Брайдвуд-хаусе ощущалось даже после стольких лет отсутствия, ходя Джулиус, скажи она об этом, непременно разбушевался бы. Он считал сына никчемным человеком и впадал в ярость при одном упоминании его имени. Но чувствовалось, что это просто незаживающая рана.

Иногда казалось, что Эдвин не может быть таким плохим, как рисовал его Джулиус, но иногда она злилась на этого незнакомого ей человека, который причинил своему отцу столько горя. Каким же сыном нужно быть, чтобы все порвать и уйти без оглядки?

Анна понимала и жалела Джулиуса. Своего отца она помнила смутно. Он ушел от них, когда она была совсем маленькой. Ушел точно так же, без оглядки. Долгое время она думала, что, может быть, сама в чем-то виновата, чем-то обидела его? Отец так много значил для нее, занимал в ее жизни места ничуть не меньше, чем мать. Но родители не могли больше жить вместе. Конфликты, ссоры повторялись так часто, что разрыв стал неизбежен.

Может быть, он ушел оттого, что она такая тихая и робкая? Позже она, конечно, поняла, что думать подобным образом было глупо, но самые худшие детские подозрения простирались далеко за пределы здравого смысла. Она не понимала тех, кто мог бросить семью так, как это сделал сын Джулиуса Колларда. Лишь однажды Джулиус обмолвился, что давным-давно развелся с женой, и что Эдвин уехал с ней на ее родину в Италию. Не из-за этого ли между ними возникла такая пропасть?

Анна взглянула на часы и удивилась — шел уже двенадцатый час ночи. Захлопнув книгу, она поспешно поднялась, подумав, что не дочитает ее, наверное, никогда.

Вокруг царила абсолютная тишина. Кроме нее и Джулиуса в доме жили лишь Эдна и ее муж Том, работавший садовником. Остальные были жителями окрестных сел и приходили на день, заканчивая работу к вечеру, расходились по домам.

Вдруг раздался громкий стук в дверь. Один раз. Потом еще.

Анна не была трусихой, но остановилась в нерешительности. Открыть дверь самой или позвать Тома? Слишком поздно для гостей, но грабители тоже вряд ли будут стучать, перед тем как ворваться в дом. Поздний час, вокруг дома тишина и безлюдье. Она стояла, закусив губу, но третий сильный удар, угрожавший разбудить весь дом, заставил ее подойти к двери.

Она осторожно приоткрыла дверь и тут же в страхе попыталась захлопнуть ее. На пороге стоял высокий мужчина, просто излучавший опасность. Однако от толчка дверь распахнулась. Удар был так силен, что Анна отлетела назад, в холл, даже не вскрикнув от страха. У нее перехватило дыхание.

При ярком свете она разглядела нежданного гостя, и ощущение опасности усилилось. В дверях возвышалась долговязая сильная фигура. С первого же взгляда посетитель производил впечатление человека, которому невозможно перечить.

А если это грабитель?

Анна обхватила себя руками, стараясь унять дрожь, и глядела расширившимися от страха глазами.

— Если вы пришли грабить, то ошиблись адресом, — проговорила она как можно более резко. — В доме две свирепые собаки.

Вдруг она поняла, что не может отвести взгляда от незнакомца. У него было удивительное лицо: прямой заостренный нос, черные брови сошлись над переносицей. Лицо было угловатым, жестким, неприятным. Серые глаза смотрели пристально и враждебно, но рот был неожиданно чувственным. Он был в черных брюках и черном свитере.

Может быть, в джинсах и рубашке он не выглядел бы таким страшным, неожиданно для себя подумала Анна.

— Неужели? — Ироничный глубокий низкий голос с небольшим акцентом. — Я уже имел удовольствие встретиться с вашими свирепыми собаками. Они проводили меня до двери.

— Кто вы?

Она, конечно, уже знала. В первый момент от толчка, от страха помутилось в голове, но он заговорил, и тут же стало ясно, что это Эдвин Коллард.

— Я — сын Джулиуса Колларда, — холодно сказал он, засунув руки в карманы. Оглядел ее, потом взгляд скользнул по комнате и вновь вернулся к ней. Анну охватило сильное волнение. — Ведь ты уже догадалась, правда? Я вижу это по твоему лицу. Значит, отец получил мое письмо.

— Вас здесь не ждут, — слова вырвались помимо воли, и она тут же испугалась сказанного. Глаза гостя сузились, и она почувствовала, как краснеет под его испытующим взглядом.

— Ты, должно быть, Анна Фаррел. — В голосе не было и намека на вежливость. — Заботишься о моем отце.

Что-то заставило ее осторожно поднять глаза. Ощущение было такое, будто она ступает по минному полю, и ощущение было не из приятных.