Случайные родственники - Максим Шарапов Страница 2

Ужин заканчивался в напряженной тишине, и Элеонора Ивановна уходила переживать на кухню.

Вообще Элеонора Ивановна по паспорту была Еленой, а по сути, просто тетей Леной, но представлялась всем в возвышенном, как ей казалось стиле, потому что причисляла себя к людям, почти постигшим глубину метафизики и тонко сопереживающим еще не понятому современному искусству. При всей склонности к философской мысли и даже потусторонним темам у Элеоноры Ивановны были удивительно развиты два житейских свойства. Вокркг нее неуловимо, но постоянно возникал удивительный бытовой срач, с наибольшей силой расцветавший на кухне. Чистые, только что убранные Лерой столешница и стол как по воле всемогущего факира начинали незаметно зарастать какими-то крышками, банками, немытыми кастрюлями, тарелками с остатками еды, конфетами и надкушенными сухарями, не очень чистыми тряпками. Аккуратный Вадим Викторович годами пытался бороться с этим уникальным явлением и даже кричал на утонченную Элеонору Ивановну:

— Лена, мать твою, когда ты наведешь порядок на кухне!

Элеонора Ивановна обижалась, плакала, замыкалась на время в себе, но победить в ней этот уникальный талант было невозможно. Кирилл с Лерой даже устраивали тайные эксперименты: убравшись на кухне, засекали время, и подглядывали из комнаты за возникновением беспорядка. В среднем процесс занимал примерно час.

— Может, мысли о потустороннем так проступают в нашем реальном мире? — спрашивал Кирилл у своей жены и получал маленьким кулачком в бок.

Другой поразительной способностью Элеоноры Ивановны было умение слышать и контролировать абсолютно все, что происходит в доме. Приняв в кресле вальяжную позу, она листала очередную эзотерическую книгу и, казалось, была очень далеко от мира кастрюль и ложек, но стоило Кириллу спросить у Леры, будет ли она яичницу, как из комнаты немедленно откликалась Элеонора Ивановна:

— Яйца в холодильнике, свежие. Только помойте обязательно, — отвечала она на незаданный ей вопрос.

— Спасибо, Элеонора Ивановна, хорошо, — обреченно благодарил зять и думал: коллоритнейшая женщина!

Не признавая мутации, Вадим Викторович накупил, тем не менее, книжек про «культурные» травы и пытался вычислить, что могло случиться с его любимым газоном.

Приблизив с помощью очков буквы к своему сознанию, он внимательно изучал опыт известных специалистов, что-то подчеркивал и даже выписывал важные тезисы в специальный блокнот, а потом выходил в сад, и сделав жесткий рот, остервенело косил подросшую траву.

— Трава невыносима в этом году! Как я вас понимаю, Вадим Викторович, — сочувствовал тестю, вернувшийся с рыбалки Кирилл.

Когда лето уже жухло желтеющим вдоль дорог бурьяном, из города на девичник к Лере, выпить вина и поговорить, заскочили подружки. Девушки поздоровались с косившим неугомонную траву Вадимом Викторовичем и уединились в беседке. Кирилл, пытавшийся присоединиться к девичнику и подливавший девушкам красное вино, был быстро сослан жарить шашлык на расстояние, не позволявшее его любопытству проникнуть в смысл нечленораздельных звуков. Из беседки слышался звон хрустальных бокалов — Элеонора Ивановна любила красивую посуду, и смех, а через полтора часа там появился планшет, на котором Лера в очередной раз показывала незамужним девчонкам свадебные фотографии, которые сменились потом испанским путешествием.

— А что твой папа все жужжит этой штукой? — спросила Леру упругая брюнетка и потерла свое спрятанное за волосами правое ухо, которое было заметно больше левого.

— Да тут целая история, — Лера оглянулась на отца, — трава в этом году выросла как сорняк, он уже весь измучился с ней.

— Наверное, как на этой фотке, — засмеялась хрупкая блондинка и ткнула пальцем в экран, на котором загорелый Кирилл в шортах и зеленой майке с непонятным рисунком позировал на фоне гигантского пучка травы, похожего чем-то на увеличенную в несколько раз северную тимофеевку.

— Вот это трава!

— Меня она тоже поразила, — сказала Лера. — Я чувствовала себя рядом с ней, наверное, как кузнечик чувствует себя в нашей. Мир меняется! А Кирилл просто зафанател от нее, все ходил вокруг, восхищался и заставил его щелкнуть на фоне испанского исполина.

— А у вас тут такая же растет, — вставила вдруг наблюдательная брюнетка, откусывая прямо с шампура чуть подгоревший кусок мяса.

— Да где? — удивилась Лера.

— За парником. Ты нам когда свою клумбу показывала, я заметила. Я еще подумала это тоже какое-то декоративное растение.

— Пойдем, посмотрим, — поднялась Лера.

Они вынырнули из беседки и пошли к парнику, за которым было заброшенное пространство, не тронутое аккуратностью Вадима Викторовича. Здесь лежали старые доски и трубы, валялись десятка три кирпичей, стояли две резервные металлические бочки, и колосилась огромная, почти древовидная трава.

Вечером, когда девчонок уже проводили в город, а в руках Вадима Викторовича снова загудел триммер, Лера взяла мужа за руку и потащила к парнику.

— Куда ты меня тащишь? — шутя упирался Кирилл.

— Сейчас узнаешь!

Перешагивая через кирпичи и старые трубы, она подвела его прямо к траве: за парником уже набирали семена несколько почти полуметровых колосьев.

— И что это?

— Трава какая-то.

— Какая-то!? Не та ли это трава, у которой ты в Испании хотел собрать семена и которую мой папа уже пол-лета как дурак косит! Эта трава?

— Да я взял-то всего несколько штук на пробу! Ничего и не прижилось почти, — хитро улыбнулся Кирилл.

— Совсем ничего?

— Ладно тебе ругаться, Лерка, — Кирилл притянул к себе жену и пальцами правой руки легонько почесал ее теплый беззащитный затылок. — Это, наверное, всё мутации…

Прислушавшись к жене, Кирилл перестал навязывать тестю любую совместную деятельность, ограничившись традиционным утренним вопросом:

— Вадим Викторович, чем-нибудь помочь сегодня?

Вадим Викторович смотрел по сторонам:

— Сегодня, наверное, не надо.

Долгие размышления были одной из фундаментальных черт Вадима Викторовича. Он мог думать над простейшим решением неделями, перебирать в голове разные возможности, мысленно слюнявить детали, но, так и не отыскав идеального варианта, соскальзывал в мучительное мрачное настроение, создававшее в доме серую душную атмосферу.

Вадим Викторович был не глуп, но мыслями своими сильно прерывист и перескакивал с одной на другую как блоха, пытаясь найти самую главную, и терял