Перегрузка (испр. перезагрузка) - Татьяна Евгеньевна Федорова Страница 2

Решили на этот раз обойтись без детей. У него сын и две дочери от трех жен тянут в три рта наши и так не особо обильные финансы, я со своей учительской зарплаты помогаю дочери.

Характер у Феди оказался скверный. Две семьи распались из-за его регулярных пьянок, а третья от их последствий. Я своим литературным взглядом нашла в нем черты базаровщины и онегинщины, разглядела шрамы от внутренней борьбы со своими демонами. Стала его читателем, листала страница за страницей. Мы ссорились и тут же мирились. Он вспыхивал с алкоголическим азартом и потом обмякал и стекался к моим коленям. После мы уезжали куда-нибудь на выходные и полностью перезагружались, бродя за руку по "темным аллеям".

Как обычно тихо открыла дверь, чтобы не разбудить. Чужое кашемировое пальто устроилось на моей вешалке, каблук к каблуку аккуратно стояли у порога яркие разноцветные ботинки. Молодая женщина лежала на смятой постели, натянув на подбородок не очень свежее одеяло, Федя сидел на кровати, еле прикрыв простынею свою достопримечательность.

Затошнило, еле добежала до унитаза, кисти шарфа нырнули в мутную воду. Из комнаты доносился тихий разговор, но никто так и не вышел. Захотелось по-партизански бросить в комнату гранату.

Киношно спиной ощутила клубы огня, словно взрывной волной меня отбросило от двери подъезда. В обстоятельствах катастрофы и апокалипсиса люди обычно ищут убежища в шахтах метрополитена. Я бежала, расталкивая на ходу расслабленных субботних прохожих.

Метро охотно приняло меня в свои мраморные объятия. Если бы так можно было, я бы жила здесь, то протискиваясь между взвинченными усталостью пассажирами в час пик, то рассматривая редких, зачастую одиноких ночных странников на периферийных станциях московской крабовидной галактики.

Пересаживалась на линии, позволяя людской реке нести мое безвольное тело по своему течению.

Станция «Достоевская». Почему раньше не приходила в голову духовное сродство Льва Николаевича Мышкина и Пьера Безухова? Оба мягкие и податливые, как глина, провинциально наивные, щедрые. А какая детская жажда любви! Талант одним своим существованием менять людей вокруг. Ах, Лизавета, как называл меня папа, не тех ты в жизни любила…

«Маяковская». «В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав». Только Владимиру Владимировичу удавалось рассыпать слова как разноцветные шарики, так, чтобы они, упруго отскакивая от земли, сталкивались друг с другом в полете, разворачивались вперед словесной чехардой. Не знаю более эротичного мужского слова, чем «Лилечка».

На «Пушкинской» выбежала из вагона, дав слезам долгожданную вольную. Целый час простояла перед Александром Сергеевичем как перед иконой. Бюст, покрытый черной глазурью, обнажил его эфиопское происхождение, как если бы с русского поэта стерли верхний слой белой краски. Его изящной рукой был запущен часовой механизм отечественной поэзии и эти колесики и шестеренки исправно тикают вот уже третий век.

"Поэтичность языка, легковесная химера, а в груди любовь и вера разгребают небеса" моя любимая песня Шевчука. Люблю поэзию русского рока, такого осеннего по тональности.

Читать русскую литературу это как отдаться всем писателям и поэтам, а потом всю жизнь вынашивать плод страстной любви. Невозможность остаться наедине с собой, всегда кто-то из них рядом, стоят, шепчут на ухо, наставляют.

На "Измайловской" тучный мужчина взял тетрадки с соседнего сиденья и грубо сунул мне в руки, тяжело втиснувшись рядом.

У меня никогда не получается собрать только что разобранную на части вещь. В детстве я даже проводила эксперимент, разбирала автоматическую ручку с переключателем стержней трех цветов. Раскладывала на столе пружинки, пластмассовые рычаги, толстые корпуса с резьбой, терпеливо и упрямо пыталась соединить их вместе, но закручиваться обратно обе части никак не хотели. Всегда приходилось дожидаться папу с работы.

Так и сейчас, тетрадки не впихивались обратно в сумку. Напрасно я раздвигала и перемещала ключи, кошелек и прочую мелочь, засунув по локоть внутрь свою узкую руку, разномастные обложки, с гендерными картинками сминались, но лезть обратно не хотели. Сумка стала похожа на двойной Биг Тейси, из которого во все стороны торчат ингредиенты.

У моих действий нашлись зрители. Пожилая женщина напротив характерно напрягала мышцы рук, как если бы уже помогала мне. Молодой мужчина ухмылялся недобро, видно у него не сложились в школе отношения с учителем литературы.

– Я двадцать шесть лет обучаю ваших детей и живу в метро. У меня нет сбережений и я бомж, – мысленно произнесла я.

В ответ лишь вежливые смешки.

– А ко дню учителя мой муж мне устроил сюрприз. Знаете, как в каждом втором американском сериале: уставший герой приходит домой, включает свет, а из-за дивана поднимаются его веселые друзья с шариками и тортом. Правда у меня их было только двое, зато оба голые, – продолжала я.

Смех чуть менее вежливый, но все равно это провал.

– "Запомни меня молодым, запомни меня худым", пропела я, немного изменив, строку из песни «25/17».

– Фига с два! Я запомню мужа жирным, голым, с опавшим от испуга пенисом. И нецензурные кадры того, что было за минуту до этого, под заголовком "как стыдно перед доном Педро".

Кто-то из воображаемой публики громко заржал, то ли от того, что, наконец, услышал знакомый анекдот, то ли вспомнил что-то подобное из своей жизни.

–Похлопайте, кто любит подростков? – решила я сменить тему.

– Мальчик, выйди из зала, это мероприятие для взрослых!

– Остальных поздравляю, вы не педофилы!

Снова кто-то невидимый загоготал, а может это запись смеха.

– Я тоже рада за вас!

– А теперь представьте, что вы позвали к себе домой двадцать пять прыщавых подростков, усадили, и стали им читать "Войну и мир". Похлопайте, у кого получилось представить все, а не только начало? Подозреваю, у многих эта картинка оборвалась, пленка перемоталась и в последних кадрах лишь пустые бутылки и куски пиццы на дорогом ковре.

– Для вас кошмар, а для меня просто любимая работа…

Я закончила мысленный стендап, и, подняв голову, наткнулась на внимательный взгляд красивого мужчины.

Он стоял передо мной уже несколько минут, и все это время я выглядывала из-за него, обращаясь к молчаливой публике.

Учителям все лица на третьей секунде кажутся знакомыми. Похож на Петю и на Ваню, глаза как у Маши и т.д.

Мужчина широко улыбнулся и в тот же миг я его узнала.

– Витя? Ты? – в душе снова осень посыпалась золотым дождем. Сердце в груди радостно вспорхнуло.

Он молча махнул кудрявой головой.

Лет пятнадцать назад в меня отважно влюбился этот мальчик. Я поняла это по букетам, которые были романтично розовые и трогательные, сначала по праздникам, потом