Марта Поллок - Ревнивая Кэт Страница 2

— Ферма принадлежала твоему отцу. Теперь она твоя, — сказал мужчина, пытаясь помочь ей.

— Моему отцу?

— Лестеру Беллингауэру, — добавил мужчина. — Он умер несколько лет назад.

— Лестер Беллингауэр, — повторила брюнетка.

Имя вызвало в памяти образ высокого крепкого мужчины, начинающего лысеть и очень загорелого. Наверное, он много времени проводил на солнце. Она вспомнила его работающим в какой-то мастерской.

— Мой отец, — вновь сказала она с грустью.

Дверь неожиданно открылась, и в палату вошел высокого роста пожилой мужчина в белом халате. За ним следовала женщина в лиловом костюме.

— Мюриель показалось, что у тебя что-то неладное с памятью, — дружелюбно сказал врач, с улыбкой подходя к кровати.

— Похоже, что так, — ответила больная. И на лице ее вновь появился страх.

— Не волнуйся, — сказал он, глядя ей в глаза. — Нам придется сделать тебе небольшую операцию, чтобы снизить внутричерепное давление. По всей вероятности, травма вызвала незначительную потерю памяти.

Его уверенный тон вселял надежду.

— А вы будьте добры удалиться, — приказал врач, посмотрев сначала на мужчину в майке, затем на женщину в лиловом костюме. — Мне необходимо осмотреть пациентку.

— Что со мной произошло? — спросила та, как только посетители вышли. — Как я здесь оказалась?

— Ты попала сюда после аварии. Насколько я понял, твой мотоцикл на крутом повороте перевернулся и ты сильно ударилась головой о бетонное ограждение. К счастью, я всегда это говорил, у тебя крепкий череп.

— Вы давно меня знаете? — Она внимательно вгляделась в морщинистое лицо врача, но оно так и осталось для нее лицом незнакомца.

Доктор Грин закончил считать ее пульс и сказал:

— Я принимал роды у твоей матери.

Больная крепко зажмурилась, заставляя себя вспомнить хоть что-то. Но в голове появлялись лишь разрозненные обрывки неясных сцен и образов.

— Не могу вспомнить, — простонала она.

— Не огорчайся, — ласково сказал врач. — Вспомнишь потом.

В голове больной всплыл недавно услышанный разговор, и она встревоженно открыла глаза.

— Значит, я Кэтрин, и я замужем за мужчиной, который был здесь?

Доктор Грин с облегчением улыбнулся.

— Ты помнишь это?

— Нет. Я слышала их разговор, когда очнулась. Кто эта женщина?

— Твоя мать.

— Она не одобряет моего замужества? У меня плохой муж?

— Твою мать слишком волнует ее положение в обществе.

Кэтрин испытующе посмотрела на врача. Как она поняла из разговора, мужчина в майке не вызывал симпатии у всего города. И почувствовала необходимость удостовериться в этом.

— А вы одобряете мое замужество?

— Я знаю Джонатана Темпельстоуна с момента его рождения. И, будь моя воля, я не стал бы благословлять такой союз. Но, вопреки всему, ваш брак вроде бы удался.

Слова доктора Грина прозвучали странно: ни «за», ни «против». В памяти Кэтрин вновь возник образ кареглазого незнакомца. Значит, его зовут Джонатан. Судя по его одежде и манере поведения, в жизни он руководствовался своими собственными правилами, выходящими за рамки общепринятых. А вот она, похоже, воспитывалась по-другому. Так почему же девица из хорошей семьи оказалась замужем за Джонатаном Темпельстоуном?

Голову пронзила острая боль. Кэтрин почувствовала усталость.

— Тебе нельзя напрягаться. Успокойся и отдохни, — посоветовал врач. — Все будет хорошо.

Решив последовать его совету, Кэтрин закрыла глаза.

Молодая женщина сидела на кровати, обложенная со всех сторон подушками. С того момента, как она впервые очнулась, прошло немногим более трех недель. Сейчас ей казалось: еще день в этой палате — и она свихнется. Утром, когда пришел доктор Грин, Кэтрин объявила ему об этом. Он согласился выписать ее, но при одном условии: она отправится домой к мужу или к матери.

— Выбор не так-то прост, — пробормотала Кэтрин, отнюдь не уверенная, что родственники жаждут общения с ней.

Мать навещала ее только из чувства долга — в этом уже не приходилось сомневаться. Что же касается Джонатана Темпельстоуна, то он неотлучно находился подле нее лишь до тех пор, пока не удостоверился, что она начинает выздоравливать. После этого продолжал навещать каждый день, но вел себя скорее как хороший знакомый — никогда не притрагивался к ней, не пытался поцеловать. Муж называется! Настоящие мужья так себя не ведут, даже медицинские сестры воспринимали его как предмет мебели…

— Нет, дело не только в нем, но и во мне, — честно призналась она себе.

Как только он входил в палату, Кэтрин начинала думать о поцелуях. Но тут же вспоминала услышанный разговор. Да, Джонатан хорош собой. Однако если он женился на ней только из-за денег, должно быть, положение у него было хуже некуда и трудно ожидать от него телячьих нежностей.

— Разговариваешь с собой? Верный знак того, что тебе пора выписываться из этого заведения, — сказала Оливия Миллер, входя в палату.

Кэтрин улыбнулась медсестре. В течение последних двух недель она подружилась с Оливией. И уже знала, что медсестре — за тридцать, ее мужу Дану — двадцать восемь и у них четверо детей. А также то, что больница находится в Эшвилле, штат Северная Каролина. Оливия же родилась и выросла в другом городке этого же штата, в Хорнсбурге, находящемся в двадцати милях отсюда. Этот городок, притулившийся у подножия гор, был родным и для Кэтрин. Она в нем жила до сих пор. А в эту больницу угодила из-за травмы.

— Ты знаешь моего мужа? — спросила Кэтрин медсестру.

— Хорнсбург — довольно маленький городок, там все знают друг друга. С кем-то я знакома лучше, с кем-то хуже. Что касается твоего мужа, то не могу сказать, что знаю его хорошо.

Так, кое-что слышала, — ответила Оливия. — Открой-ка рот, — приказала она, собираясь измерить Кэтрин температуру.

— И что же ты слышала? — настойчиво спросила Кэтрин.

Оливия, проверив ее пульс, ответила после некоторого раздумья:

— Ну, что он оказался гораздо лучше, чем многие о нем думали.

— Как это? — снова спросила Кэтрин, держа во рту градусник.

После некоторого колебания Оливия, пожав плечами, заговорила:

— Пожалуй, в том, что я тебе скажу, нет ничего дурного. Доктор Грин считает, что ты сама должна вспомнить свое прошлое. Но ведь прошлое Джонатана — дело другое, тем более что вы познакомились уже взрослыми и ты ничего о его детстве не знаешь. Кроме того, будет честнее по отношению к Джонатану, если о нем расскажу тебе я, а не твоя матушка, которая его не выносит…

Насчет матушки медсестра была права. Когда Джонатан, приехав в больницу, заставал в палате Мюриель, та обычно вела себя более чем нелюбезно: быстро прощалась с дочерью и демонстративно уходила. Если же Мюриель приезжала, когда у Кэтрин был Джонатан, она даже не входила в палату, а передавала через медсестер, что зайдет попозже…