Елена Сапожникова - Отец ребенка Страница 2

— Прости, пожалуйста. Слишком резко затормозил, когда увидел тебя. Быстро садись в машину, ты же заболеешь, сидишь под дождем, вся мокрая. В машине переоденься в мою куртку, а пальто отвезем в химчистку, завтра будет как новое.

— Спасибо, не стоит беспокоиться, я на автобусе доеду, — апатично отказалась Оксана. Ей не хотелось посвящать никого в свою проблему, тем более Михаила Алексеевича, Валериного отца.

— Какие глупости ты говоришь! — делано рассердился мужчина. — Быстро залезай. Не дай бог, оставлю тебя здесь мокнуть, потом сам от угрызений совести скончаюсь. Ты же не хочешь моей смерти?

— Нет, — улыбнулась уголками губ Оксана, — только мне хочется побыть одной. Поэтому я лучше на автобусе.

— Нет, какая упрямая.

Мужчина вышел из автомобиля, взял Оксану за руку и проводил к машине.

— У меня замечательная идея: отвозим твое пальто в химчистку, потом едем к нам, и ты рассказываешь все, что у тебя приключилось. Небось с моим оболтусом поссорилась и не хочешь домой.

Оксана смущенно пролепетала:

— Нет, мы не ссорились.

— Прекрасно, но пальто мы отвезем.

— Оксана, иди в душ, сделай воду погорячее. А я пока твое пальтецо в химчистку закину, — сразу распорядился свекор, едва они переступили порог квартиры. Он не стал слушать ее возражений, помог снять пальто и решительно подтолкнул в сторону ванной. — Не стесняйся, меня минимум полчаса не будет, — ободрил он Оксану и, сунув свернутое пальто в большой шуршащий пакет, вышел. Оксана услышала, как хлопнули створки лифта и он зашумел, опускаясь вниз.

Только встав под горячие струи воды, Оксана ощутила, как замерзла. Михаил Алексеевич не ошибся: после горячего душа она почувствовала себя гораздо лучше. Свекор вернулся довольно быстро. Оксана только успела высушить волосы и пройти в гостиную. Он с ходу заставил ее выпить небольшую рюмочку коньяку, чтобы задушить простуду. «Иначе она начнет душить тебя», — сказал он, улыбаясь и настойчиво поднося рюмку с маслянистой жидкостью к Оксаниным губам. Оксана послушно выпила, заела обжигающий напиток шоколадом и почувствовала, как внутреннее напряжение немного ее отпустило. Из динамиков музыкального центра еле слышно лилась классическая музыка, неяркий мягкий свет торшера рассеивал темноту небольшим желтым пятном. За пределами освещенного круга сумерки понемногу заполняли комнату, сгущаясь по углам неясными тенями.

— Кофе или чай? — предложил свекор. На стеклянном сервировочном столике рядом с пузатой матовой бутылкой коньяку стоял и вскипевший чайник «тефаль», квадратная банка кофе, деревянная коробочка с заварочными пакетами и приземистая розетка с вареньем. В плетеной корзинке лежало ее любимое печенье — бакинское курабье, на хрупкой фарфоровой тарелке — несколько бутербродов с ветчиной.

— Лучше чаю, — согласилась Оксана. И невольно восхитилась умением свекра создавать естественную обстановку. Валера бы так сразу и не сообразил проявить заботу, подумала она. Наверное, все приходит с возрастом и жизненным опытом.

— Тогда с малиновым вареньем. Замечательное варенье, домашнее, — расхваливал свекор, подвигая розетку поближе к Оксане.

— Уговорили. — Улыбка тронула ее губы. Оксана отхлебывала обжигающий напиток, ароматно пахнущий ягодами, и чувствовала, как ее затопляет волна благодарности к этому седовласому человеку. Она допила чашку и поставила ее на стоящий рядом сервировочный столик.

— Может, еще? — предложил Михаил Алексеевич.

— Нет, не надо. — Она отодвинула чашечку подальше от себя.

— Ну, тогда рассказывай, что у вас там приключилось. — Свекор сел в кресло напротив Оксаны и внимательно посмотрел ей в глаза. Оксана вздохнула и неожиданно для себя рассказала все, что ее волновало. Она сидела на диване, укутанная в мягкий пушистый плед, и рассказывала своему свекру, как они с Валерой мечтали о ребенке, как обратились в клинику, бегали на обследования и с нетерпением ждали результатов и как сегодня ей сообщили, что Валера бесплоден. По ее щекам текли слезы, голос прерывался от неподдельного горя.

— Я не знаю, как сказать ему об этом! — выкрикнула она звенящим голосом и снова зарыдала.

— Не надо ничего говорить, из любого положения есть выход. Можно забеременеть от другого мужчины, — мягко сказал Михаил Алексеевич.

Он поднялся с кресла, подошел к Оксане сзади, обнял за шею, прижался щекой к ее волосам.

— Бедная моя малышка.

Поцелуй в шею был скользящим, легким, но Оксана ощутила, как напряглись его мускулы. Она почувствовала себя маленькой девочкой — слабой и беззащитной, ей захотелось, чтобы этот сильный и надежный мужчина взял решение ее проблем на себя. Ей были приятны его прикосновения, его ласковые поглаживания, и, сама того не ожидая, скорее импульсивно, чем осознанно, она повернула к нему голову и поцеловала в губы. Он ответил на поцелуй, потом сел рядом с ней на диван. Какое-то время они сидели молча, пытливо изучая друг друга, потом он хрипло прошептал:

— Это будет самым правильным, — и, взяв ее за руку, потянул к себе. Он не торопился, целовал ее долго, умело, лаская грудь под теплым махровым халатом, доводя до неистовства. Он обжигал ее своим горячим дыханием, сводил с ума хриплым шепотом, околдовывал нежностью, льющейся из глаз. Она закрыла глаза и со стоном прижалась к его сильному телу. — Девочка моя, — выдохнул он между поцелуями, помогая освободиться Оксане от одежды. Первобытное желание было сильнее разума, и Оксана отдалась ему не раздумывая.

Раскаяние пришло потом, Оксана, сжавшись в комочек, по-щенячьи заскулила от нестерпимого стыда, моментально ожегшего душу.

— Ксанка, что с тобой? — Михаил Алексеевич приподнялся и с тревогой посмотрел на нее. — Я обидел тебя?

— Нет. — Она помотала головой, отчаянно отводя от него взгляд. — Я сама себя обидела, — неслышно прошептала она одними губами. Он обнял ее, прижал голову к своей груди и своим неповторимым, хрипловатым голосом начал успокаивать.

За окном окончательно стемнело, начали зажигаться фонари.

— Валера, наверное, волнуется. Я всегда его предупреждаю, когда задерживаюсь. — Оксана высвободилась из рук мужчины, крепко прижимающего ее к своему телу, осторожно отстранилась и потянулась за одеждой. Все это время в голове билась одна-единственная мысль: «Что я наделала!» Оксана никогда не изменяла мужу, он был ее первым и единственным мужчиной, грехопадение показалось ей катастрофой. «Чтобы совершить такое, надо напрочь лишиться разума», — подумала она, и чувство вины перед мужем нахлынуло вновь. Целая буря чувств пронеслась по Оксаниному лицу, заставила его печально нахмуриться. Ей захотелось орать, визжать, реветь белугой и топать ногами в ужасе от содеянного. Михаил Алексеевич, пристально наблюдавший за невесткой, был неплохим психологом.