Иви Феррари - Медсестра из Райминстера Страница 2

— Вы еще не закончили, сестра? Поторопитесь! Через пять минут вы должны быть в стерилизационной комнате.

Итак, я заработала свой первый выговор за то, что размечталась посреди рабочего дня. Вскоре я уже вместе с сестрой Пиннок укладывала в тележки перевязочный материал, который всегда должен быть наготове в каждом отделении.

— Завтра тебе придется делать это самостоятельно, — предупредила она меня. — Нет, сюда не эти тампоны. И ты положила сюда не те щипцы. Анатомические, я сказала… Нет, резиновые трубки туда!

Она молниеносно управилась со своей тележкой. Я все еще ковырялась со своей, и меня это злило. В конце концов мы все-таки закончили, и старшая сиделка отпустила меня выпить кофе.

— Наденьте чистый передник, — сказала она мне резко. — Ваш выглядит так, будто вы работали в нем в саду!

Возмущение и отчаяние охватили меня, когда я направилась к корпусу, где жили медсестры. Дашфорд сказала мне, что его называют «Бастилия». Подходящее название, решила я, обозревая мрачное кирпичное здание с рядами викторианских окон. Пристроившись в столовой в самом конце длинного стола, я в одиночестве тоскливо пила свой кофе. Столовая выглядела такой казенной и обшарпанной, что мне захотелось заплакать.

«Наверное, у меня помутилось в мозгах, если я решила снова работать медсестрой, — размышляла я. — Начнем с того, что мне уже поздно начинать все сначала. И хватит ли у меня терпения и… да, и смирения для этого?»

Я вспомнила снова тот ужасный день, когда маму увезли в местную больницу и отец приехал за мной в Манчестер.

— У нее опухоль, дочка, — сказал он мне тогда. — Она долго скрывала от нас болезнь, а теперь может быть слишком поздно.

Он был прав. Было слишком поздно… После смерти мамы мы были слишком потрясены свалившимся на нас горем и могли только утешать друг друга. Для меня ничто не имело значения в те первые недели, кроме любви и заботы, которые я могла дать малышам. Позже, когда немного притупилась боль утраты и они снова начали ссориться, озорничать и разыгрывать меня, я часто выходила из себя и кричала на них, а потом ругала себя и ночью ревела в подушку.

Соседи качали головами и осуждали меня. Я всегда имела репутацию дикого и неуправляемого ребенка. Дженни Kapp, сорвиголова… Без меня не обходилась в детстве ни одна уличная драка. Большинство соседей были, конечно, добрыми людьми, но их вмешательство выводило меня из себя. Я ругалась с ними, и это расстраивало отца.

Мой характер всегда подводил меня.

Но в глубине души я ощущала себя потерянной и напуганной. Неужели так будет всегда, часто спрашивала я себя. Неужели вся моя будущая жизнь будет состоять из стирки и стряпни, пока я не стану слишком старой, чтобы вернуться к учебе?

Соседский парень Билл приглашал меня несколько раз на танцы и в кино, и тогда я снова на некоторое время обретала свою прежнюю веселость. Билл нравился мне, но я никогда не была по-настоящему влюблена в него. Я всегда знала, что, когда ко мне придет настоящее чувство, оно захватит меня всю целиком.

Меньшее меня не устраивало…

Две медсестры устроились за столом напротив меня и принялись оживленно болтать. Я невольно услышала их разговор.

— Ты пойдешь сегодня в театр? — спросила одна.

— У меня запарка с работой! Старшая сестра нам ни минутки свободной не оставляет… И я не удивлюсь, если Мэйхью не доверит Дэвиду Коллендеру делать операцию на щитовидке.

— А каков он как хирург?

— Кто? Коллендер? Сестра говорит, что со временем он станет потрясающим специалистом. Такое впечатление, что у него вообще нет нервов…

Другая медсестра многозначительно подняла брови:

— Я слышала, что он слишком часто проводит свободное время в «Короле и быке».

— Не стоит обвинять его. Знаешь, что я слышала вчера…

Они перешли на шепот. Я поняла, что они обсуждают все того же помощника хирурга.

Я быстро проглотила свой кофе и вернулась на дежурство.

Старшая сиделка Шортер разговаривала по внутрипалатному телефону.

— Нет, нас не предупреждали, но мы сейчас все сделаем, и я дам знать старшей сестре. — Она повесила трубку и подозвала меня к себе.

— Сестра, вы сможете приготовить койку для пациентки, которую сейчас привезут прямо с операции?

На мгновение меня охватила паника, но затем я кивнула.

— Прекрасно. Это нужно сделать очень быстро.

Койка для больного после операции должна быть экипирована гораздо сложнее, чем обычная. Меня охватила лихорадка от спешки и невероятных усилий ничего не забыть. Одеяло с электроподогревом, экстратеплое одеяло, матовые ширмы…

Я начала метаться вокруг кровати, не зная, что где лежит.

Едва я закончила, как в палату привезли каталку с пациенткой. Она была все еще под анестезией. Взглянув на нее, я поняла, что именно ей делали операцию на щитовидной железе, о которой говорили медсестры в столовой.

Под руководством старшей сестры пациентку переложили на приготовленную мною койку. Затем старшая сестра обратилась ко мне:

— Сестра, вы посидите с пациенткой, пока она не придет в себя. Проверяйте пульс каждые полчаса, следите за изменениями дыхания.

Несмотря на то, что от остальной палаты меня отделяли всего лишь ширмы и до меня долетали оживленные разговоры других пациенток, мне все же было очень одиноко сидеть неподвижно около больной. Когда подошло время ленча, я ненадолго отлучилась и, перекусив, снова вернулась на свой пост.

Наконец к пациентке стало возвращаться сознание, и я позвала старшую сиделку Шортер.

Она наклонилась к больной и спокойно спросила:

— Вам удобно, миссис Аллен? Ответьте мне шепотом, вам нельзя говорить громко.

Откровенный страх отразился на лице женщины. Ее черты исказились, и она с трудом что-то невнятно пробормотала. В то же мгновение я прочитала в ее глазах огромное облегчение.

Старшая сиделка вышла со мной из палаты.

— После подобных операций, — сказала она мне, — некоторых больных охватывает такая паника, что они буквально теряют голову. Им кажется, что они больше никогда не смогут разговаривать. Но она ни в коем случае не должна перенапрягать голосовые связки. Вы меня поняли? Постарайтесь через некоторое время заставить ее проглотить немного воды.

Я почувствовала стыд: год назад я все это сделала бы автоматически. О, если бы я читала учебники все эти долгие месяцы!

Скоро я услышала в палате мужской голос. Ширма отодвинулась, и в ее проеме показался молодой врач в белом халате. Смутившись под его внимательным взглядом, я встала. Он коротко кивнул мне и взял историю болезни из рук старшей сестры.