Собственность мажора - Кристина Зайцева Страница 20

Смотрю на склоненную мамину голову и закипаю.

– Розовые, белые, вот те с клубниками, – объявляю скучающему консультанту, – и эти синие тоже. И с цветочками.

– Алена, – строго говорит мама, – у нас от Нади ползунков некуда девать.

Может и так.

Но у дочери Нади отец не «меценат». Ни мама, ни Барков до сих пор не подали на развод, хотя уже вторая неделя пошла.

И он, и его… сын молчат уже два дня.

Какое-то зловещее молчание.

Кульбит в моем животе дергает нервы. Я ничего такого не жду. Я вообще думаю, что Никита Игоревич обкурился! И ещё я боюсь, что он станет на меня давить. Или манипулировать. Таким, как он, можно все.

Он спросил, боюсь ли я его.

Я… боюсь.

Чего мне ждать? Что он начнёт портить мне жизнь? Что ему надо?!

Я не стану с ним связываться. Он сложный. Тяжёлый. Грубый. Богатый.

Даже сквозь розовые мечты понимаю, что он мне не пара. Я никуда с ним не пойду. И, тем более, не поеду. Он не для меня. Я это поняла, остальное – ребячество. Просто глупость и… какая-то паранормальная влюбленность. Просто у него лицо такое. Красивое и не красивое одновременно. И он большой. И к черту его!

Почему так щекочет в груди? К черту его!

Кто вообще может его вытерпеть? Только какая-нибудь дура.

Мама чешет щеку, глядя на то, как наши покупки фасуют по бумажным фирменным пакетам.

Сейчас она прибавляет в весе каждый день. И в щеках тоже. Это очень ей идет. И она достойна всех этих ползунков. Тем более, что у нее есть волшебная золотая карта. Думаю, Баркову-старшему плевать на ее покупки, для него это просто смс в телефоне. А для нас это осмысленный шопинг. Я вижу, как маме хочется рассмотреть все эти вещички дома. Одной. Так же, как я видела ее потребность в том, чтобы он просто, черт его дери, потрогал ее живот в то утро.

«С Новым годом!», – пишу Аньке, устав ждать от нее хоть чего-то. – «Спасибо за ответ!»

Я не уверена, что людям нормально вот так пропадать. Это не нормально. Эй? Может кто-нибудь думает так же? Почему кроме меня никто вообще о ней не думает. Даже ее дед, которого я поздравила с праздником вчера. Он был бодрым и веселым.

Я злюсь на всех подряд. Сама себе противна. И опять проверяю телефон, становясь противной себе вдвойне, потому что жду какого-нибудь сообщения, и совсем не от Аньки.

Выйдя из ТЦ садимся в такси, нагруженные покупками.

В доме Барковых осталась люлька и целая оборудованная комната. Я знаю, что маме это не дает покоя. Она обставляла ее с такой энергией, будто первый раз начала ходить. Это было осенью. А потом она начала опять уходить в себя. Как сейчас.

– Мам… – опять беру ее руку в свою.

– Ммм? – выдыхает она, глядя в окно.

– Мамочка, – пытаюсь найти нужные слова, но мне кошмарно неудобно! – Ты же… не одна… нашу букашку… сделала..

– Нет… – грустно смеется она, а потом всхлипывает.

– Мам, – тяну с болью в сердце. – Как так вышло?

Она же была его секретаршей! И она секретарша с пятнадцатилетним стажем, и пока не попала в его контору, проблем у нее не было. И она не девочка! Какого черта ему от нее понадобилось?

Ее подбородок дрожит. Чертит пальцем на стекле белиберду, а потом говорит:

– Он… очень нежный, когда захочет. Но он… очень занят, – тихо смеется, закрыв мокрые глаза. – Он отвратительно питался. Кофе. Кофе. Кофе. Я два месяца это терпела, а потом… сказала, что кофе закончился.

Тут она смеется в открытую.

– Он спросил, «Че?». Дурацкая манера… – скрябает она стекло. – Че. Через, блин, плечо…

Смотрю на нее удивленно.

Она упрямо сжимает губы и складывает на груди руки.

– Я сказала, что в его возрасте распитие кофе литрами натощак – идиотизм.

– Что ты… сказала?

– ИДИОТИЗМ, – повторяет она.

Я имела ввиду про возраст…

– И?..

– Он сказал, тогда принеси поесть.

Молчу и не двигаюсь. Лицо моей мамы все еще упрямое.

– Он смотрел на меня. С первого дня. И я… тоже смотрела. Я не знаю, как так вышло. Я такая дура.

Она гладит свой живот, а потом обнимает его.

– Я не знаю почему ни я, ни мои… букашки никому не нужны… – шепчет, а потом в ужасе вскрикивает. – О, я сморозила чушь! Дочь! Ты мне нужна, и маленькая тоже! Прости, я глупость сморозила…

– Мама! – обнимаю ее шею и покрываю поцелуями мокрые щеки. – Тихо! Гипертонус! Ты с ума сошла?

– Я не просила жениться… – тараторит она. – Он сам. Он сам предложил… Я не знаю, как у нас это вышло. Я вообще не думала, что могу вот так просто забеременеть… я вообще растерялась… Ален, почему я такая дурная? Зачем я так в него влюбилась? Мне с ним так хорошо было, так надежно… просто он такой…

– Какой? – шепчу, чтобы ее поддержать.

Она молчит так долго, что уже не жду от нее ответа, а потом с горьким смехом шепчет:

– Мой.

Глава 13

Никита

– Кухня-студия, – обводит рукой риэлтор большую гостиную с примыкающей кухней. – Общий санузел на первом этаже и два на втором. Лестница широкая…

Слежу за направлением его ладони, засунув свои в карманы.

Передо мной квартира 120 квадратов в центр города с ремонтом и полным набором мебели.

Бросив на диван пуховик, усаживаюсь сам, отказавшись от осмотра второго этажа.

У меня у самого точно такая же квартира. Я прекрасно знаю, что там на втором этаже. Моя квартира на два этажа ниже в этом же самом доме, правда я там уже не знаю сколько не появлялся. Как-то странно оставлять отца одного в доме. Нет, он конечно не маленький, но у него сейчас что-то типа отпуска. Все его партнеры рассосались по Австрийским Альпам или чалятся дома с семьями.

Мы не в первый раз остаёмся «одни». Вообще-то ничего особенного конкретно в этих праздниках нет, кроме того, что мы сами не в Альпах, а на пару торчим в городе.

Разблокировав телефон, пишу Дубцову: «Че там? Все готово?»

Пока он отвечает, почти успеваю вздремнуть. Мог бы успеть и чаю выпить. Это слегка раздражает. Я вообще не люблю от кого-то зависеть или на кого-то полагаться, но тут пришлось.

«Да», – сообщает Дубцов.

Закатив глаза, печатаю: «Подробнее можно?»

«Завтра 20.30, клуб Барабуля, второй этаж, седьмой столик. Достаточно подробно?».

«Благодарю», – пишу я ему.

«Не благодари», – печатает он в ответ.

Вот это вряд ли. Такое бескорыстие их семейке не свойственно. Когда-то его мать помогла моему отцу пристроить меня в лучшую городскую гимназию. Он ей за это вагон цемента отгрузил, но я там долго не продержался. На первом же уроке по математике поправил