Мишель Рид - Женская гордость Страница 20

Джеймс подошел к жене, нежно поцеловал ее в щеку, затем взял за руку и усадил за стол. Жестом он пригласил сесть и Клею, сам уселся напротив них и, перегнувшись через стол, взял обе руки Эми в свои.

— Мне кажется, дорогая Эми, что, увлекшись своими новостями, мы не дали возможности Клее рассказать о своей новости — а она у нее тоже очень необычная.

Эми слушала Джеймса с широко раскрытыми глазами и с большим любопытством, затем она посмотрела на смущенную дочь.

— Но что это может быть, Клея? — спросила она, а затем у нее вырвался радостный вздох. — А ты случайно не выходишь замуж за этого милого мистера Лэтхема?

О, боже!

— Эми, дорогая. — Джеймс терпеливо подождал, пока внимание жены переключилось на него. — Ты не совсем правильно поняла нас. Клея не собирается выходить замуж за Макса Лэтхема, но она собирается сделать то, что делают женщины, когда любят мужчину. — Побледневшая Клея слушала его с ужасом. — У нее будет от него ребенок.

6

В понедельник вечером, когда Джеймс отвозил Клею домой, она почти успокоилась.

— Мы, наверно, порядком надоели тебе со своими уговорами, — Джеймс нарушил приятную, дружескую тишину, которой оба они наслаждались в роскошном «роллс-ройсе», — но хочу тебе еще раз сказать, что мы были бы очень рады, если бы ты пожила с нами.

— Да, знаю. И я очень благодарна вам за приглашение, — ответила она совершенно искренне. — Но мне не хотелось бы ловить вас на слове.

По правде говоря, предложение это было весьма заманчивым. Всю субботу и воскресенье Эми и Джеймс только и делали, что баловали ее — всеми возможными и невозможными способами старались выразить ей свою любовь и сочувствие. Но Клея не хотела злоупотреблять их добротой. Это было бы несправедливо, считала она, — и по отношению к ним, и, в конечном итоге, по отношению к ней самой.

— Почему? Из-за меня? — тихо спросил Джеймс. — Если бы был жив твой отец, ты, наверно, уступила бы просьбам матери?

— Нет-нет, ты совершенно неправильно меня понял, — ответила она очень серьезно. — Просто я твердо решила справиться со всем этим сама — по многим причинам. И между прочим, одна из них — это то, что ведь вы с мамой поженились совсем недавно, и, как бы вы ни любили друг друга, вам нужно еще привыкать жить вместе. Я ни за что не стану и не хочу нарушать ваш покой — вы его заслужили… Честно говоря, не знаю, переехала бы я к маме, если бы папа был жив… Думаю, что нет. Я теперь самостоятельная… и снова жить с мамой мне будет тяжело.

— Ясно. Ты боишься, что она будет слишком сильно тебя опекать, — сказал Джеймс и улыбнулся лукаво и понимающе. — Я… тоже хорошо вижу недостатки Эми. Своих близких она заворачивает в любовь, как в вату. Она и меня старается укутать, но я-то не возражаю, мне это даже приятно, а вот тебе станет душно, я думаю.

— Все равно я очень ее люблю, — не могла не сказать тогда Клея, подивившись в душе, как правильно Джеймс судил об Эми.

— Но удобнее любить издалека, — сухо добавил Джеймс, но тут они оба добродушно рассмеялись, — ведь ни он, ни она не имели в виду ничего худого по отношению к маленькой, хрупкой Эми. — Ну, а что с Максом? — осторожно спросил Джеймс.

Она пожала плечами. — Я скажу ему о ребенке при первой возможности. — Так они уговорились вчера с матерью. — Знаешь, мне стыдно, но папины деньги решили самую для меня тяжелую проблему.

— Ну, в этом и я бы тебе помог, будь уверена! — неожиданно резко сказал Джеймс. Конечно, ведь он был богат! Джеймс Лэверн никогда не имел недостатка в деньгах.

— И ты, и Макс, вы оба, — нехотя согласилась она. — Ты думаешь, я этого не знаю? Я обещаю тебе, Джеймс, что если вдруг мне понадобится такая помощь, я к тебе первому обращусь. Но злоупотреблять щедростью других — не в моем характере. Может быть, я не права, может быть, ты назовешь это ложной гордостью, не знаю. — Она снова пожала хрупкими плечами. — Да, наверно, это все-таки гордость, потому что я ни за что не приняла бы помощи от Макса, а уж он-то имеет на нее больше прав, чем ты или мой отец.

— Во всяком случае, сейчас тебе ничего и ни у кого не придется просить, — сказал Джеймс с удовлетворением. — Деньги твоего отца нужно будет обязательно пустить в дело. Я сам об этом позабочусь. Ты могла бы, при правильном инвестировании, жить на доход с них.

— И еще у меня есть прекрасная квартира, где ребенку будет очень хорошо, — довольно добавила Клея, как будто они играли в игру «у кого какое счастье». — Я сама там выросла, поэтому знаю. — Тут глубоко задумалась, глядя в окно, а Джеймс тем временем плавно подъезжал к Лондону. — Во всяком случае, мое материальное положение не должно волновать Макса, — тихо сказала Клея, как будто обращалась не к Джеймсу, а к самой себе. — И я смогу убедить его, что у него нет абсолютно никаких обязательств ни по отношению ко мне, ни по отношению к ребенку.

— И тем самым докажешь, что не собиралась ловить его в свои сети, — добавил проницательный Джеймс.

Клея ничего не ответила, но сердце ее болезненно сжалось. Джеймс прав, первым делом Макс обвинит ее именно в этом. Как это несправедливо! Забеременела она совершенно случайно. Ну никак не могла она принимать эти проклятые таблетки регулярно! Несколько раз совершенно забывала про них!

То, что случилось, произошло по ее наивности, но наивность — не оправдание. Да, она была непростительно простодушна и не понимала, что эти маленькие таблетки могут оказаться столь коварными. Теперь, оглядываясь назад, Клея не могла не удивляться, что все это не произошло на пять месяцев раньше!

Клея мысленно вернулась к своему первому интимному свиданию с Максом. Вначале они и не вспомнили о предохранении — они были слишком счастливы и слишком заняты друг другом, чтобы думать о вещах прозаических. И только позже, когда сердца их стали биться ровнее, Макс заговорил об этом и спросил ее: хочет ли она, чтобы он взял эту проблему на себя или сама позаботится о ней. Клея тогда подумала, что гораздо легче принимать каждое утро одну маленькую таблетку, чем волноваться из-за каких-то других способов. Поэтому она сказала, что сама этим займется, и больше они на эту тему никогда не говорили. Но Клее было в чем винить себя — она просто не удосужилась узнать, как эти таблетки принимаются! Она почему-то думала, что если пропустить один раз, то на следующий день можно легко наверстать упущенное — просто принять вместо одной таблетки две. Иногда получалось так, что она принимала по три таблетки — и никогда не задумывалась о том, что такой непоследовательностью подвергает риску и себя и Макса!

Макс! Каждый раз, когда она начинала думать о нем, ее пронизывала мучительная, впрочем ставшая такой привычной, тоска. Вот и сейчас она предалась сладкому самоистязанию, вспомнив его удивительную улыбку, которую она бесконечно любила и которой он так искусно пользовался. Вспомнила она и его насмешливые глаза и все его смуглое, твердое, такое чувственное и в то же время жестокое лицо. Она представила себе, каким он был по утрам — иногда воскресным утром, когда ему не надо было спешить на работу, он оставался у нее. Обычно, пока она готовила завтрак, он любил поваляться на диване — непричесанный, небритый, толком не проснувшись. Босые ноги его выглядывали из-под брючин костюма и свисали с края дивана, широкая грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию — и именно в такой позе ему удобнее всего было просматривать воскресные газеты! Он совершенно расслаблялся и чем-то напоминал австралийского ленивца; мускулы рук медленно перекатывались под загорелой кожей, когда он переворачивал страницы газет, короткие курчавые волосы покрывали грудь и втянутый твердый живот, спускаясь вниз и прячась под застегнутой молнией брюк.