Ирина Хохлова - Возвращение любви Страница 20

«6 сентября.

Никто меня не собирается будить, кроме будильника. По ночам, когда мое восприятие обостряется до предела, мне кажется, что он тарахтит, как пускач у трактора. А под утро, когда сон особенно сладок, вдруг разразится таким звоном, что невольно затыкаешь уши.

Сегодня — воскресенье. Я нарочно вечером не заводила будильник, чтобы вволю выспаться. А то первую учебную неделю страдала хроническим недосыпанием.

Отчего-то не могу заснуть раньше двух-трех часов ночи. Не хочется ни читать, ни смотреть телевизор. Усталость такая, что лень чай вскипятить на плите. Лежу поперек кровати и все думаю, думаю. И все о нем.

Как я в свое время злилась на Валеру! Сколько сил извела, ругаясь с ним! Сколько яду излила в обидных словах, не щадящих его достоинства!

Почему он не ударил меня, не поставил в свое время на место? Но, с другой стороны, любое насилие над собой я приняла бы в штыки. Просто собралась бы и ушла. Значит, ничего в том, что происходило между нами, нельзя было изменить.

И все же больше помнится хорошего. Ах, как пылко он любил меня вот в такие темные ночи! Потом засыпал, утомленный, и я клала голову ему на грудь и чувствовала себя защищенной рядом с ним, таким сильным и уверенным. И не подозревала, что это и есть счастье, надо только постараться сберечь его. Какой же я была глупой!»

«12 сентября.

Субботний день выдался теплым, солнечным. Мне не сиделось дома, захотелось развеяться, и я пешком направилась в центр города.

Вышла на волжскую набережную. Присела на скамейку и долго глядела на воду, на завораживающий речной простор. Дул ветерок, и волны с тихим плеском накатывались на берег.

Вспомнилось, как год назад сидели здесь же с Валерой. Он тогда вернулся из недельной командировки, я встречала его на речном вокзале. Вокруг никого не было, а он, по-видимому, соскучился — все звал домой. А мне хотелось продлить эти минуты на берегу.

Он целовал мои плечи — я была в открытом платье. Он обнимал меня, слегка поглаживая грудь и под мышками. Но я, кажется, не отвечала ему. Я была почти подавлена величественным спокойствием реки. Ее привольно текущие воды, устремленные к морю, олицетворяли для меня саму вечность. Я словно ничего не видела, кроме этой великой реки. Пространства и времени не существовало. Осталась только река вечности, и я слушала из самых ее глубин таинственный зов, отдававшийся в теле дрожью.

Валера, кажется, неверно истолковал то, что происходило со мной.

— Ну, что едем домой?

— Посидим еще немножко, — шепотом ответила я.

Валерий вспыхнул, убрал руку с моего плеча, резко встал и зашагал прочь.

Первой мыслью было кинуться за ним вслед, но элементарная гордость удержала меня. Гордость и отчасти расчет. Да он может Бог знает что возомнить о себе! Он перестанет меня уважать, как господин не уважает рабыню, готовую поступиться всем, лишь бы ублажить его.

Этого допустить я не могла. Жизнь без взаимного уважения представлялась адом на земле. Так мне думалось тогда, и в глубине души я таила мечту сломить со временем гордыню Валеры.

Теперь я безжалостно казню себя, вспоминая тот случай. Ну что стоило уступить ему в таком пустяке? Почему я не побежала за ним? Непомерная гордыня обоих и взаимная обида вынудили нас тогда провести в молчании целый день. Чтобы не ругаться понапрасну, мы просто молчали, словно не замечая друг друга.

Какой замечательный вечер пропал! Как мы могли быть счастливы!»

«20 сентября.

Еще одна неделя одиночества позади. Ощущаю себя более свободной, более близкой к пробуждению. Страшусь признаться, но чувство вины за смерть Валеры гнетет меня все меньше.

Разум возмущенно вопит — какая же я мерзкая тварь: загубила человека и даже раскаяния не испытываю! Но слышу и другой голос: в этом мире нет ничего вечного. Вечна только недосягаемость вечности. Значит, нужно жить дальше. Приспосабливаться к обстоятельствам, насколько хватит ловкости и нахальства. И стараться из любых жизненных перипетий извлекать для себя хотя бы крупицу счастья.

В будние дни совершенно нет ни сил, ни желания продолжать дневниковые записи. Кому они нужны? Да, пожалуй, только мне. Постороннему человеку намного труднее раскрыть свою душу, нежели бумаге. Ни с кем не хочется общаться, даже с Иркой. Я одна, и хочу быть одна! Оставляю себя в покое.»

«1 октября.

Сегодня у меня было только два урока. Провела их и поймала себя на том, что мне совсем неохота возвращаться домой. Пошла гулять по городу. Ноги сами вывели меня на набережную, но неожиданно вспомнились слова Валеры, оброненные как-то мимоходом, что, по его глубокому убеждению, женщина должна быть набожной.

Зашла в церковь Николы Надеина, что недалеко от Волги. Не молилась, просто молча стояла. Не помню, сколько времени пробыла там, но вышла умиротворенной.

На Советской площади подвыпивший мужик проводил меня не в меру пристальным взглядом. От этого противного разглядывания, от иронической ухмылки на обрюзгшем лице я внутренне съежилась. О чем он подумал? Пройдя метров сто, оглянулась. Он не преследовал меня, и я вздохнула спокойнее.

В конце концов, какое мне дело до того, что обо мне думает всякий встречный! Невозможно нравиться всем, хоть и мечталось об этом в юности. Всегда найдутся недоброжелатели, которым будет не по нутру уже то, что ты вообще существуешь на свете, ходишь по земле, дышишь воздухом.

Ах, эта моя закомплексованность, вечный страх перед тем, что обо мне подумают! Сколько же это крови мне попортило, скольких стоило нервов!

Вечером, переодеваясь, я постояла перед зеркалом и подвергла свою фигуру тщательному осмотру. Нет, все-таки я еще очень даже ничего и вполне могу нравиться мужчинам! А разве не это главное для женщины?

Жизнь еще не окончена. И почему я должна гнать прочь мысль о новом замужестве? Главное, чтобы человек сумел разбудить во мне чувственность и любовь, как это сделал в свое время Валера.»

Глава восьмая

Елена была еще молода, а жизнь берет свое и залечивает самые глубокие раны. Конечно, Валерия забыть она не могла, но боль притупилась, и однажды утром она подумала:

«Еще столько лет впереди!»

По природе своей Елена была жизнелюбива и вот теперь почувствовала, как властно бьется в груди сердце, как молодые силы переполняют тело. Было обыкновенное утро, ничем от других не отличавшееся, но что-то произошло в душе, словно после долгого пребывания в темноте она вышла на свет.

Это сразу же заметила Ира, которая по-прежнему часто навещала подругу, разве что старалась не приставать с расспросами.

— Вроде оклемалась чуток? — начала она осторожно.