Анастасия Доронина - Если ты меня любишь Страница 20

— Ты даже не представляешь, мама, насколько это хорошо, — прошептала Женька, прижимая к лицу материнские руки.

— Ну теперь все кончилось. Все-все самое страшное осталось теперь позади. Так какой же добрый ветер принес тебя к нам, Женя?

На этот вопрос, заданный уже в третий раз, не ответить было нельзя. И тут, отняв руки Елены от лица, Женька увидела Лизу. Она стояла в самом конце коридора и наблюдала эту залитую слезами встречу без единого звука.

«Женщина, которая желает этому молодому человеку добра и только добра, пригласит тебя на ужин. Как свою подругу. Познакомит вас. А дальше все будет зависеть только от тебя», — отчетливо вспомнила Женька. И шагнула к Лизе, сама не зная зачем, скорее повинуясь подсознательному чувству милосердия: такая отчаянная мольба, граничащая с заклинанием, была написана на лице этой женщины!

— А я пришла по приглашению, — сказала она, глядя только на Лизу. И добавила, заговорщицки подмигнув ей — так, чтобы этого не видели остальные: — Мы с Елизаветой Аркадьевной тоже задумали было сделать всем вам сюрприз. Но вы нас просто опередили.

И все они сели за стол. Причем Алексей, как это сумела заметить Женька, хотя и смотрела на него искоса, сквозь опущенные ресницы, позаботился о том, чтобы занять место поближе к ней. А потом несколько раз нащупывал под скатертью его руку. Они, все впятером, разговаривали и смеялись, чокались бокалами с вином и шампанским, звенели салатницами, опустошая тарелки, снова разговаривали и смеялись, все — даже Лиза. Правда, смех у нее был немного нервный. Но Женька, такая счастливая и розовая от этого счастья и вина, несколько раз встречала ее настороженный взгляд и кивала Лизе, старясь вложить в этот жест как можно больше ободрения.

— Ну пора бы, пожалуй, и на покой, если хозяева дома не возражают, конечно, — сказал в конце концов папа.

— Да, конечно! Вы же с дороги, — согласился Алексей. И первым поднялся из-за стола.

— Зина уже ушла. Я постелю гостям, Алеша, — сказала Лиза, тоже вставая.

Задвигали стульями и остальные.

— Пойду прогуляю собаку. За всей этой суматохой, хоть и приятной, мы чуть было не позабыли о Ромке, — сказал Алексей, выходя в коридор. Обрадованный спаниель, до сих пор скучавший под столом, затрусил следом. И Женька, едва успев подумать о том, что надо быть посдержаннее, кинулась за ними:

— Я с тобой — можно?

— Женя! Только не исчезни, пожалуйста! — взмолилась мама.

— Не беспокойтесь, Елена Вадимовна. От меня она никуда не денется, — засмеялся Алексей, обнимая Женьку за плечи.

Она накинула мамин плащ, Алексей надел на собаку ошейник. И они шагнули в ночь, увлекаемые повизгивающим от нетерпения Ромкой.

— Спасибо тебе за все, — сказала Женька, глубоко вдохнув сырой осенний воздух.

— Да не за что, перестань…

Собака, выписывающая возле них нетерпеливые круги, вдруг учуяла в темноте что-то, что ей не понравилось. И заворчала, переступая лапами.

— Ты знаешь, я… Еще бы чуть-чуть, и я бы умерла сегодня. Ты меня просто спас. Ты меня второй раз уже спасаешь.

— Ну еще бы. Я с детства мечтал стать пожарным, чтобы раскатывать на огромной машине и спасать всех напропалую. Ты подвернулась — и тебя спас. Я такой.

Ей не хотелось переходить на шутливый тон. Напротив — хотелось во что бы то ни стало выразить хотя бы миллионную долю переполнявшей ее благодарности. И Женька открыла рот, чтобы попросить его стать серьезнее, как вдруг перед ними возникла какая-то фигура.

— Где ты шляешься до сих пор? Я же сказал: заеду через два часа. Шалава, она и есть шалава. Пошли, — прошипел здоровенный парень, в котором похолодевшая Женька узнала шофера, по совместительству выполнявшего роль охранника и сутенера. Он крепко схватил ее за руку и так резко потянул за собой, что Женька невольно сделала несколько шагов следом.

— В чем дело? — спросил Алексей, выступая вперед.

— Не твое дело.

— А ну-ка, отпусти девочку, парень.

— Что? А ты кто такой?

— Неважно.

— Прохожий? Ну и вали отсюда, пока я тебе рыло не начистил.

— Допустим, не прохожий. Допустим, муж.

— Ха! — осклабился верзила, снова дергая Женьку. — Муж! Кому-нибудь другому это залепи! У шлюх мужей не бывает.

Больше в дискуссии Алексей участия не принимал — коротко размахнувшись, он впечатал кулак прямо в центр отвратительной физиономии. Ответный удар не заставил себя долго ждать. Женька не успела опомниться, как оба противника, сцепившись, покатились по земле. Пес с рычанием наскакивал на клубок тел, но от этого было мало толку.

— Мама! — крикнула Женька. «При чем тут мама?!» — сверкнуло у нее в мозгу в следующую секунду. Она быстро оглянулась: кирпич, туба, сучковатая палка — в этой ситуации подошло бы все, что угодно, но ничего этого под руку просто не попадалось! Проклятые дворники! А ведь еще вчера двор был просто захламлен — ведь она разбила стекло машины Алексея первым попавшимся в руки камнем!

— Шаххх! — так или примерно так вдруг выдохнул враг, отпадая от Алексея. Быстро перекатился на бок, вскочил. И кинулся прочь, сопровождаемый по пятам захлебывающимся от лая спаниелем.

А Алексей остался лежать на земле, схватившись обеими руками за живот и нелепо подогнув ноги. Замерев на месте, Женька смотрела, как сквозь его пальцы, маслянисто поблескивая в свете фонарей, вытекает темная жидкость.

Кровь…

Час.

Еще час.

Два часа.

Большие часы с маятником отбивают время так равнодушно, так спокойно, как будто ничего не случилось.

Как будто они не знают, что земля ушла из-под ног, и едва обретенное счастье с хрупкой надеждой на любовь разлетелось в осколки, и эти осколки рухнули в черную бездну страшной, страшной, страшной твоей вины.

«Это я во всем виновата… Только я одна, одна я — во всем… Если бы не дернул меня черт пойти туда, в тот дом мамы Вики — ничего бы не случилось… Не случилось бы ничего…»

Вот уже пять часов подряд, не чувствуя затекших рук и ног, Женька сидела в тиши больничного коридора и вслушивалась, все время только вслушивалась, не идут ли к ней врач или хотя бы медсестра. Но белый чистый коридор был пуст и бездушен. И только большие часы с маятником отбивали время так равнодушно, так спокойно, как будто ничего не случилось.

«Это я во всем виновата… Только я одна — во всем…»

— Это я одна виновата, — вдруг сказала Лиза. Она сидела рядом. За пять часов ожидания женщины не проронили друг другу ни слова.

— Что вы сказали?

— Это я во всем виновата. Если бы я не позвонила этому человеку, Богдану Чобле, ничего бы не случилось. Моя, моя, только моя вина…