Надежда и отчаяние - Егор Букин Страница 20

Уже на выходе я столкнулся с женщиной лет тридцати пяти, облаченной в черный наряд. Я обернулся: она направлялась к могилам. Какое странное чувство, будто только что увидел смерть. Я быстро отогнал его. Наверное, дочь пришла? Я посмотрел ей вслед секунд десять, но она прошла к совершенно другому надгробию. Я развернулся и вызвал такси. Мне вдруг стало очень-очень дурно. И нет, не физически, а психологически. На поминки идти как-то не хотелось, даже несмотря на тот факт, что в этом случае жена Шалопаева там будет сидеть одна.

***

Я сидел на крыше и смотрел на бесконечность городских огней. Неоновые вывески, бледно-оранжевые фонари, пестрящие витрины, снующие туда-сюда блески фар: все смешалось в сказочном и романтичном круговороте света и ночи. Но я думаю совсем не о том…

Вчера ночью (что очень странно) никакие мысли не пришли. Я даже более-менее нормально заснул. А вот сегодня… В очередной раз в голове повис вопрос: для чего живут люди? Вот зачем был создан Шалопаев? Для того лишь только, чтобы полжизни провести в пьяном угаре и в таком же пьяном угаре умереть во время драки? Для чего живет Щеголев? Для того, чтобы просто есть, спать и растрачивать деньги? А для чего живет моя мать? Для того, чтобы издеваться надо мной? Я уверен, что они даже никогда и не задумывались о смысле жизни. А я-то вообще для чего живу? Мечусь, как угорелый, туда-сюда-обратно, но так и не могу найти себе нормального места, не могу найти что-то родное, близкое. Все дела, которыми я так живо загораюсь, через несколько месяцев мне уже наскучивают. Я очень сильно заблудился по жизни.

Перед глазами стремительно проносились картины моих прошлых увлечений. Одно время я увлекался спортом, старался следить за своим телом, бросил вредные привычки. На протяжении месяца я помногу гулял, иногда бегал, старался меньше есть. Затем мне это надоело, уж не знаю ввиду лени или чего-то еще, но я просто перестал этим заниматься. Через некоторое время во мне вдруг проснулась жажда учиться, все-таки без связей, но с хорошим образованием еще хоть как-то можно жить, устроившись на более-менее хорошую работу. Никаких знакомых, в отличие от Щеголева, у меня не было, больших сбережений тоже, но вот ум у меня был относительно неплохой. Однако в скором времени меня начало тошнить и от наук. К тому времени я уже перешел в другой класс (гуманитарный) и начал быстро обзаводиться новыми знакомыми. Мы часто вели беседы, гуляли, пару раз даже выпивали, но и это мне через некоторое время надоело. Я не хотел их больше видеть, решив контактировать лишь со Щеголевым. Да и к тому же я никогда не считал их своими друзьями, равно как и тех, с кем вынужден сидеть в институте. Да, я кое-как разговариваю с ними, но это вынужденное общение. Улыбаясь им, я на самом деле глубоко презираю их всех. Затем я так проникся атмосферой игры у костра, что решил научиться играть на гитаре. Я нашел хорошего учителя, научился играть, потратив много денег, но в итоге все равно охладел к этому. Программирование – скучно и нудно. Иностранные языки – с моим непостоянством дело невозможное. Рисование – вообще не дано от природы. Не надоедали мне, пожалуй, только книги и, возможно, прослушивание музыки, но и с этим порой приходилось завязывать на некоторое время. Я очень быстро выгораю, мне очень быстро все наскучивает и оттого жизнь с каждым днем становится все пустее и пустее. Да что уж там, я, кажется, уже абсолютно ничего не хочу. Жизни, судьбе, Богу, одним словом, всем, кто управляет моей жизнью, давно пора бы поставить на мне крест и отправить на тот свет.

Какова моя цель на этой земле? Лично я всегда был склонен к тому, что абсолютно каждый человек рождается для чего-то – неважно, великого или нет – просто для чего-то. У всякой букашки есть свое предназначение, но поймет ли она его или нет – непонятно. Вот взять какого-нибудь великого человека, например Лермонтова. Его предназначением было стать мощнейшим поэтом – это что-то великое; целью же существования всех его предков, начиная от обезьяны и заканчивая отцом и матерью, было создать этого самого Лермонтова – это не что-то великое, но тем не менее важное, так как без этого попросту не было бы одного из величайших русских поэтов. И в принципе эта моя теория применима ко всем людям. Но ведь есть индивиды, которым не суждено иметь детей, и которые не сделали ничего великого – что тогда? И все равно у этих людей есть предназначение: они являются своего рода материалом, встретившись с которым другие люди приобретают для себя что-то важное. И для этого необязательно быть с ними близко знакомыми, достаточно даже одного упоминания. Например, какому-нибудь писателю очень хочется внести в книгу измученного, оказавшегося на обочине жизни, человека, но в голове все никак не придумывается образ (хотя до этого никаких проблем не было). Тут и появляется данный материал, опыт, если угодно. Условный писатель может встретить его на улице, поговорить с ним всего минуту, но этого вполне будет достаточно для того, чтобы в его голове создался необходимый для произведения образ. Всё, предназначение материала, о котором он сам даже близко подозревать не мог, выполнено. Отсюда можно сделать вывод, что люди великие на самом деле ничто без людей обычных. Моя теория является своего рода некоторой надеждой, ибо я просто не представляю, как можно жить, отрицая тот факт, что у каждого человека есть предназначение. Для чего же тогда вообще жить? Не-е-т, все не может быть настолько просто. Тем не менее, вопрос все равно остается открытым: на кой черт живу я? Много раз прокручивая эти несколько слов в голове, я пришел к выводу, что явно для чего-то великого. Я явственно (и это я говорил множество раз) ощущаю внутри себя необъятные силы, но в то же время не могу найти им применения. Я чувствую, что стою выше других людей, но их счастье, их удача, одним словом, жизнь автоматически ставит меня ниже. Ведь я кто? Я больной, опустившийся оборванец с большой завистью. И оттого мне очень страшно, ведь я не хочу, о Боже, как я не хочу оказаться на деле человеком, созданным для чего-то невеликого или, что еще хуже, оказаться на деле человеком-материалом. Да, я многого натерпелся за свою небольшую жизнь, но я все же продолжаю надеяться, что это опыт