Mara Palpatyne - Предпоследняя былина Страница 20

Но вот говорить придется без плана. Планы тем и плохи, что не учитывают динамику событий. Динамику чувств, если хотите.

– Зачем ты позвала меня? – спрашиваю, не глядя ей в глаза. – Зачем я тебе? Тебе нравится проявлять свою власть?

Она спускается с тронной кафедры и подходит. Она ниже меня на два с лишком вершка, и ей приходится смотреть на меня снизу вверх. А я стараюсь вообще не смотреть. Чтобы не видеть эти черты, такие любимые, дорогие… и от которых, по уму, надо держаться подальше. Но она берет мое лицо в ладони и оборачивает к себе.

– Зачем ты убежала от меня? – вопросом на вопрос отвечает она. – Ты так меня не любишь?

Ее глаза блестят невыплаканными слезами. Оля никогда не плакала на моей памяти, но этот взгляд я знаю хорошо. Теперь она не кажется, она действительно беззащитна. Чисто рефлекторно я обнимаю ее, привлекая к себе, зная, что нельзя этого делать, но не могу остановить себя.

– Люблю, – говорю хриплым от волнения голосом, с трудом удерживаясь от того, чтобы расцеловать ее глаза, осушая невыплаканные слезы, как когда-то. – Знаешь же, что люблю. Потому и ушла. Потому и вернулась.

– И опять уходишь… – Оля отстранилась и отвела взгляд. Затем опять посмотрела прямо в глаза. – Я ведь именно поэтому… Мне же все равно, кто что скажет!

Она высвободилась из объятий, отвернулась и заговорила:

– Я – Княгиня. Этого у меня не отнять. Пока я жива – я Княгиня, буду ли холостой, женатой или замужней – без разницы. Но пойми – я не могу, просто не могу всякий раз отпускать тебя и бояться, что очередная Тварь снесет тебе голову. А ты не можешь без этого. Ты притягиваешь к себе неприятности. Я ведь знаю, куда едешь и что ищешь…

Я молчала. Оля была права. Я чувствовала, что ей пришлось серьезно бороться с собой, прежде чем принять такой образ мыслей. Она делала шаг мне навстречу, очень тяжелый для нее шаг. Но мой ответный шаг был бы еще тяжелее.

Что я могла ответить? А она еще и подливала масло в огонь:

– Я знаю, что ответишь. Что у тебя такая природа. Можно подумать, что ты – самый витязь из всех витязей. Но не отговорка ли это? Не бежишь ли ты от меня в свою проклятую Зону?

– Нет! – воскликнула я. – Нет, неужели ты не чувствуешь этого?

Опять обняла ее, уже не задумываясь над тем, правильно ли поступаю.

– Мне надо решить это дело, – сказала я быстро, не давая ей возразить. – Витязь не может бросить то, к чему почувствовал призыв. А после этого, холера ясна, я вернусь и останусь рядом с тобой. Я даже не буду уходить в вояжи на границы. Но если я почувствую призыв – тебе придется меня отпустить.

Оля медленно кивнула. Формально, я была не только Валькирией, но и витязем. Я и так приносила в жертву большую часть своей свободы.

– Обещай мне… – сказала она, прижавшись щекой к моей груди, – обещай никогда не лезть на рожон и не искать себе на задницу приключений.

– Обещаю, – серьезно сказала я. – Творец свидетель.

– Эх, витязь… – она улыбнулась той самой улыбкой, от которой у одной отдельно взятой Валькирии сносило башню от любви и нежности. – Что с тебя возьмешь? Кольцо свое ты, конечно же, зашвырнула куда-то в казарме?

Я торопливо полезла за пазуху и быстро сняла с шеи тонкую цепочку из какого-то легкого сплава, найденную мной на Зоне. Цепочка была доапокалиптической и сама по себе стоила дорого, но, главное, на ней висело то самое кольцо.

Я знала – Оля уверена, что кольцо со мной. Мы все-таки очень хорошо чувствуем друг друга. Так что я к такому повороту была готова. Вот только скажите на милость, почему же у меня дрожали руки, когда я очень осторожно взяла ее хрупкую теплую ладошку и осторожно надела на безымянный палец свой подарок?

Я хотела, ждала и надеялась, что это произойдет – и все равно не могла избавиться от чувства, что это – сон. А потом она легонько коснулась губами моих губ, отстранилась и сказала.

– А теперь иди в свой крестовый поход! Но если с тобой что-нибудь случится…

Она не закончила. Отвернулась, чтобы не видеть, как ухожу, и чтобы я не видела, как на глазах моей теперь уже невесты появились первые в ее взрослой жизни слезы.

Этерна я нашла сразу, едва вышла за двери. Мой волчонок был тут же, в предбаннике, в компании фамилиара Ольги. Похоже, они поладили. Ну вот и отличненько.

– Собирайся, мы отправляемся. В Одессу, – говорю я и внезапно понимаю, что все это время мечтательно улыбаюсь. Вообще-то, я не особо улыбчивый человек, но рядом с Оленькой тоже меняюсь. Псья крев, будто не витязь, а размазня какая-то.

На мордашке Этерна явственно читается разочарование. Ничего, дружок, мне тоже сейчас не хочется никуда ехать. Вот только если не я, то кто же? Любовь прекрасна, но во время Апокалипсиса (тьфу-тьфу, Боже упаси!) даже любящим друг друга будет чертовски некомфортно.

– Ммммм… Княжна? – оборачиваюсь я к Кудрявой. – Спасибо за поддержку.

Та степенно кивает. Да, интересный фамилиар у Олюшки, ничего не скажешь…

– Я присмотрю за ней, Валькирия, – говорит она и, черт возьми, я это прекрасно слышу, хоть она и не мой фамилиар. – Не волнуйтесь, со мной она в безопасности.

"Легко сказать: не волноваться", – думаю я, а вслух отвечаю:

– Спасибо. Постараюсь добраться поскорее.

– Счастливой дороги, – отвечает волчица, когда я выхожу.

Я ухожу. Псья крев, мне и правда надо спешить. Передо мной двести пятьдесят верст, и даже для Пушинки это девять дней пути. Лишь внизу я заметила, что моего волчонка нет рядом…

– Этерн, где ты там, неразумное создание?

Появляется он не сразу, что, в принципе, подозрительно, но мне сейчас как-то не до этого. Мысленно я уже опять здесь, поехала и вернулась.

Да, Олюшка, ты зря волнуешься. Я вернусь к тебе, даже если сам Авадонна со всей гвардией Ада станет против меня. Вернусь, и мы будем вместе.

Мы выехали из Стольного. Впереди на многие версты лежали руины, а за ними – двести пятьдесят верст пустоты. Но лишь когда я проехала мимо огромного, заброшенного храма у самой границы Стольного, на глаза навернулись слезы…

– Почему ты плачешь?

Я резко обернулась. Казалось, говорившая сидела у меня за спиной. Но нет, верхом на Пушинке я была одна. А вот в пяти саженях позади на пуссикете галопировала девочка.

Сначала я не узнала ее. И лишь потом поняла, почему.

Не осталось и следа от былой зажатости, скованности и робости.

– Не плачь, – ее губы не двигались, но я слышала ее слова, и Этерн тоже, – у вас все будет хорошо. Не плачь.

– Я плачу от счастья… – подумала я, и увидела, как девочка улыбнулась.

Глава 16

Когда при выезде из города к нам в хвост пристроилась Оксана, я был свято уверен, что хозяйка это заметила. Однако, как оказалось, она была слишком увлечена переживаниями. Ох уж эта Княгиня… Иногда мне кажется, что Кудрявая при ней нянькой состоит. Потому как не может нормальный человек так издеваться над любимым… Любимой, в данном случае. Только дите, у которого периодически отбирают конфету.