Пенни Джордан - Искусство притворства Страница 21

«Лучше бы я не делала этого», — подумала Лиззи, когда Илиос, подняв свой бокал, сказал ей тихо и очень проникновенно:

— За нас!

— За нас… — слабым эхом отозвалась она, быстро сделав глоток, чтобы он не заметил, как дрогнула ее рука.

Тост не был предназначен для них как для пары. Лиззи была уверена, что Илиос поднял бокал за них как за отдельно существующих людей, а не за новоиспеченных супругов.

Лиззи давно не ела, но эмоции настолько переполняли ее, что она без всякого аппетита смотрела на изысканные блюда. Они теперь стали мужем и женой, и это казалось ей чем-то немыслимым. Но почему-то, странным образом, у нее возникло желание — чисто женское, глубоко запрятанное, — беречь Илиоса и заботиться о нем. Лиззи захотелось прикоснуться к нему рукой, отвести от него все беды, которые грозили ему в жизни. Это желание настолько встревожило ее, что Лиззи в отчаянии оглядела зал.

Взгляд ее остановился на столике, за которым сидела какая-то семья. Молодая симпатичная темноволосая мать и улыбающийся отец с тремя маленькими детьми. Маленький мальчик — чуть старше ее племянников-близнецов, девочка лет четырех и совсем крошечный малыш, посаженный в автомобильное сиденье, придвинутое к столу. Дети напомнили ей о ее собственном детстве. Маленький мальчик с серьезным видом присматривал за девочкой и младенцем, явно гордясь своей ролью старшего брата, а девочка, склонившись над детским сиденьем, ворковала с малышом. Родители, поверх их голов, обменивались счастливыми улыбками.

Лиззи торопливо поднесла к губам бокал шампанского, пытаясь сглотнуть комок, подступивший к горлу. Ей стало очень горько. Не за себя — в детстве они с сестрами были окружены любовью: такой же любовью, которую излучала эта семья. Нет, душа ее болела за других, еще не родившихся детей — сыновей Илиоса.

И, не успев подумать, она спросила его:

— А ты не хочешь помириться со своим кузеном, установить с ним дружеские отношения?

— Не означают ли твои слова, что ты хочешь как можно быстрее расторгнуть наш брак? Тогда…

— Нет, я не о том хотела сказать, — прервала его Лиззи. — Меня волнуют дети — твои дети, — подчеркнула она, когда увидела, что Илиос, нахмурившись, взглянул в сторону семьи, на которую она обратила внимание.

Пригнувшись к столу, она тихо спросила его:

— Ты думал о том, что будет с ними, если с тобой что-нибудь случится? У них не останется никого — ни отца, ни матери, ни, очевидно, семьи. И никто больше не сможет позаботиться о них, дать им ощущение защищенности, незыблемости их семьи, и… И никто не сможет рассказать им об их предках, рассказать о тебе. Я понимаю, что финансово они будут обеспечены, но этого недостаточно. Они будут одиноки.

Илиос смотрел в свою тарелку. «Я разозлила его, — подумала Лиззи, — и теперь он скажет, что будущее его сыновей — это не мое дело».

Когда наконец Илиос поднял голову и взглянул на нее, Лиззи не смогла угадать, что скрывается за его хмурым взглядом.

— Ты считаешь, что я должен… — какую фразу ты употребила? — помириться с моим кузеном? Чтобы он, в случае моей внезапной кончины, раскрыл объятия и отдал свое сердце моим сыновьям, став для них вторым отцом? — Ее собственные слова, но в его интерпретации, напоминали какую-то сцену из мелодрамы. — А что, если кузен будет унижать моих сыновей, как когда-то он унижал меня? А что, если он воспользуется доверием, которое я окажу ему для своей собственной выгоды?

— Я просто поинтересовалась, хочешь ли ты с ним помириться?.. Сейчас, пока еще не слишком поздно…

— Понимаю. Я помирюсь со своим кузеном, а ты быстро откажешься от своих обязательств. Ты явно хочешь нарушить наше соглашение.

— Нет! Я буду твоей женой столько времени, сколько нужно.

Илиос вопросительно изогнул бровь, явно насмехаясь над ней. Потом тихо спросил:

— А сколько нужно?

Лиззи захотелось топнуть ногой. Забыв о своем смущении, она гневно произнесла:

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я тебе говорю! Я не собираюсь нарушать нашего соглашения. Если я сделаю это, ты будешь иметь моральное право потребовать вернуть деньги, которые ты мне дал, — а эти деньги нужны моей семье. У нас сейчас очень плохое финансовое положение. Ты уже говорил мне о том, что не веришь в любовь, но отказывать своим сыновьям в эмоциональной защите, которая им будет так нужна… — Лиззи колебалась, а потом решила забыть о том, что она может разозлить его. Если уж она взяла на себя роль защитника его детей, тогда ей надо забыть о себе. — Ведь ты не хочешь, чтобы они страдали в детстве — так же, как ты?

Илиос молча взглянул на нее, а она затаила дыхание, ожидая его ответа. И когда он последовал, то оказался неожиданным:

— Шампанское, очевидно, пробудило в тебе не только сексуальное влечение к моему телу, но и желание откровенно поговорить.

— То, что я сказала, не имеет никакого отношения к шампанскому? — горячо возразила Лизи — ей казалось, что Илиос не верит ей, как бы она ни старалась объяснить ему ситуацию.

Помириться со своим кузеном? Помрачнев, Илиос вспомнил о том, как Тино издевался над ним в детстве. У Тино была любящая мать, а также многочисленные родственники — тети, дяди и кузены, в то время как мать Илиоса настолько не любила сына, что совершенно его забросила. Конечно, Тино приходилось нести и свой крест. Дед никогда не позволял ему забыть о том, что отец его умер как трус.

Потомки по мужской линии, по мнению их деда, имели единственное предназначение — продолжать род Маносов. Они должны были владеть виллой Манос и землей, на которой она стояла, и достойно продолжать их историю. Все другое не имело значения.

Но в словах Лиззи была правда. Все люди смертны, и если он вдруг умрет, не вырастив своих сыновей, то найдутся многочисленные хищники, жаждущие вцепиться в незащищенные тела его наследников.

Они с Лиззи смотрели на жизнь с разных точек зрения. Она свято верила в любовь — родительскую и семейную. А он не верил. В первую очередь она думала о своих сестрах, и каждое ее слово, когда она говорила о них, было пронизано нежностью и заботой. Лиззи готова была сделать все, чтобы защитить свою семью. Наверное, она так же будет относиться и к своим детям, когда сама станет матерью? Илиос нахмурился. Это не соответствовало его взглядам на противоположный пол. Возможно, Лиззи была исключением. Ну и что?

Проблема была в том, что он слишком часто задавал себе этот вопрос, когда думал о Лиззи Верхэм. «Ну и что?» — спросил он себя, когда был вынужден признать, что она пробудила в нем сексуальное желание. Смутное томительное влечение, которое возникло в нем, вспыхнуло с новой силой, превратившись в необузданную мужскую страсть. И совершенно неожиданно для себя, наперекор тому, что он знал о себе, ее признание в том, что она хочет его, необычайно возбудило его. Такого желания он никогда не испытывал.