Кэтрин Росс - Громкое эхо тихих слов Страница 21

Входная дверь дома открылась, и Гарриет с громким криком бросилась к ним:

— Тетя Шарли! Дядя Джордан! Как я рада вас видеть!

И девочка повисла на шее Шарлотты.

Следом за Гарриет вышла и Дженифер.

— Как вы быстро вернулись!

Она подошла к Шарлотте и поцеловала ее, а потом дружески чмокнула в щеку Джордана.

— Дела не дали насладиться красотой Средиземного моря.

Они зашли в дом и устроились в гостиной. Дженифер, извинившись, вышла на кухню и через несколько минут вернулась с подносом.

— Я как раз собиралась выпить кофе, так что вам и ждать не пришлось… Как дела у папы?

Дженифер стала расставлять чашки.

— Сейчас все хорошо. Я тебе расскажу все подробно, только отдохну. — Шарлотта старательно избегала смотреть на Джордана. — Могу только сказать, что у отца стало болеть сердце, но после обследования и курса лечения ему стало лучше. Климат Англии, к сожалению, ему противопоказан, и они, папа и Руфь, будут жить там. — Выдержав небольшую паузу, она небрежно добавила: — А пока возглавлять компанию будет господин Ланч.

— Дядя Джордан, я нарисовала тебе картину, — появилась Гарриет с рисунком в руках.

Все стали рассматривать рисунок.

— Дженифер, у твоей дочери талант. Смотрите, как схвачены краски и настроение. Думаю, на набережной в Сен-Тропе ее тут же купили бы.

Дженифер рассмеялась и погладила дочку по головке.

— Дядя Джордан, а это тетя Шарли, — девочка показала на женскую фигуру, стоящую на берегу моря. — Правда, похожа?

— Очень. Прекрасный рисунок. Подумать только, ведь малышка никогда не была на юге Франции, но так нарисовать… Нет, у нее определенно талант.

— Мама, а мы поедем когда-нибудь во Францию?

— Теперь обязательно. Дедушка и бабушка купили там виллу, и мы сможем ездить к ним.

— Дядя Джордан, а какого цвета дом?

— Дом розовый, море синее-синее, кругом зеленые-зеленые деревья и яркие цветы.

Дженифер улыбалась, довольная услышанным. Еще бы, вилла на юге Франции — об этом можно было только мечтать. Она предложила выпить за Джордана.

— Спасибо, — ответил он. — Было бы стыдно, если б я не поддержал Саймона. Я всегда его уважал за ум и благородство.

Лицемер, подумала Шарлотта, нахмурившись, и отвернулась, чтобы никто не заметил ее злости.

— Да, папа всегда говорил, что ты его правая рука и он тебе доверяет как самому себе. Почему бы вам не остаться пообедать? Скоро приедет Стив, и мы прекрасно отметим вашу поездку.

Шарлотта хотела отказаться, но Джордан ее опередил:

— Спасибо, но нам надо ехать. Нужно обсудить кое-какие дела, чтобы к завтрашнему дню решение было готово. На работе будет некогда. Не так ли, Шарлотта? — Он вопросительно посмотрел на нее.

— Джордан прав, — промямлила Шарлотта, раздраженная его самоуверенностью.

— Ну, как знаете. Тогда я пойду будить Николь.

— Николь?

— Да, у Матильды будет еще одно имя.

— Дядя Джордан, не уходите, я еще не закончила второй рисунок! — попросила Гарриет.

— Ничего, покажешь в другой раз. Вот возьми подарок.

Он достал коробку, завернутую в яркую желто-зеленую бумагу.

— Что это? — вскрикнула от радости девочка.

— Открой и увидишь!

Через несколько секунд коробка была открыта, и из нее извлечена необыкновенной красоты игрушечная музыкальная птичка.

Девочка в восхищении прижала игрушку к груди, а потом бросилась обнимать Джордана.

— Нет, этот человек не может быть плохим, — тихо сказала Дженифер сестре, но Шарлотта не ответила — ей было стыдно, что не она, а Джордан подумал о Гарриет.

— Я позвоню завтра, Джен, — сказала она. — Надо поговорить по-семейному, кое-что ведь можно сказать только родным. Кстати, папа тоже собирался тебе позвонить.

Они снова ехали молча. Машину вела Шарлотта.

— Шарли, до каких пор мы будем молчать? Неужели ты не чувствуешь, что мы с тобой очень близки и по духу, и… физически? Что у нас очень сильная тяга друг к другу?

— Вы слишком уверены в себе, мистер Прекрасный парень. Лично я питаю к тебе отвращение.

— Лжешь, моя дорогая, и знаешь об этом.

— Твое высокомерие и хладнокровие — вот что вызывает во мне отвращение, понял?

— Однако в ту ночь, помнишь, ты так не считала… Наоборот, говорила, что более страстного мужчины не встречала, и сама — вспомни отдавалась мне не менее страстно… Откуда же вдруг отвращение?

— Про ту ночь надо забыть.

Она так крепко сжала руль, что у нее даже пальцы побелели.

— Ну хорошо, а у меня на вилле? Об этой ночи тоже надо забыть? Там я тоже был холодным и бесстрастным? И ты, кстати, сделала все, чтобы завести меня. Не помнишь? Полупрозрачный пеньюар, душистая копна волос? Это все из-за отвращения?

— Ты знаешь, почему я это делала, — бросила она ему.

— Значит, ты сознательно совращала меня?

Шарлотта молчала. Он не настолько глуп, чтобы не понять, о чем она говорит. Собственно, ей все равно, что Джордан подумает. Но он ей напомнил другое — как целовал и ласкал ее… Да, он прав, у них очень сильное физическое влечение друг к другу, с которым она, например, не в состоянии справиться, но знать ему об этом не обязательно. «Пусть уж лучше думает, что я расчетливая, а не влюбленная», решила для себя Шарлотта.

— По-видимому, ты все еще страдаешь по Дэвиду? — вдруг спросил Джордан. — И даже его шашни с твоей лучшей подругой не охладили тебя?

— Она не была моей лучшей подругой, просто знакомая. Но откуда ты все знаешь?

— Ну, об этом знают все в офисе. Кстати, мне Дэвид никогда не нравился, он недостоин тебя, не пара он тебе.

— Ты прислушиваешься к сплетням?

— Я услышал это случайно, две сотрудницы шушукались в лифте.

— Случайно… Так же случайно, как твоя болтовня обо мне по телефону… на следующее утро после нашего свидания. Я тоже случайно слышала, как ты хвалился, что после кофе… ну, и так далее.

— Я говорил с Дженифер.

— С Дженифер? — Шарлотта была в шоке.

— Да. Она пригласила меня на обед… К тому же Дженифер все уже знала, очевидно, от тебя. Кстати, она меня тогда задразнила, что я был недостаточно инициативен. Вот мне и пришлось оправдываться.

Шарлотта вдруг улыбнулась:

— Мы оба хороши!

— Вот-вот. Как ты могла подумать обо мне такое?

— Как? Да у тебя репутация плейбоя!

— Плейбой тоже может быть джентльменом. В моей жизни было много женщин, но это не значит, что я обращался с ними по-свински. Ни одна из них не могла бы пожаловаться, что я болтал о ней с другими.

Шарлотте ужасно захотелось сказать ему что-нибудь ядовитое, вредное, но что? Имела ли она на это право? Он развелся, потерял ребенка, возможно, по-прежнему испытывает какие-то чувства к жене, хотя и отрицает это. Что можно сказать?