Хороший брат (СИ) - Даша Черничная Страница 22

Пускай. Сегодня можно. Ночь сотрет наши воспоминания и уже завтра мы будем делать вид, что ничего этого не было. Он на секунду замирает, издает едва слышный хриплый стон и расслабляет плечи. Чувствую, как с его плеч спадает неведомый груз и Туманов вздыхает.

Он же такой родной, такой близкий и самый-самый нужный. Как же так, Яр? Что же ты тогда наделал, милый?

— Я ошибся, — сказал тихо.

Неужели я задала вопрос вслух?

— Я ошибся, — повторил он и поднял голову, уперся подбородком в мои колени и заглянул мне в глаза.

Вспышка молнии осветила наши лица, и я увидела болезненную гримасу на его лице. Морщина пролегла вдоль лба, и еще несколько в уголках глаз. Ведь этого не было, Яр? Ты же был идеальный, откуда они взялись, эти морщины, ведь прошло совсем немного времени?

В комнате достаточно темно, я плохо вижу его глаза, скорее чувствую муку, которая терзает моего нечаянного гостя.

Ярослав, не отводя от меня взгляда начинает:

— Прошлое как в тумане, за красной пеленой. Меня ослепила ненависть, затопила все хорошее, — говорит хрипло, выдавливает слова из себя.

Вижу, как трудно ему. Но чувствую, что оттолкнуть не могу, ему нужно выговориться, ему есть что сказать мне. Именно здесь, в тени нашего прошлого, без вспышек ярости и заламывания рук. Я сижу не шелохнувшись, только руки сложила в замок на животе.

— Хочется стереть все это, вымыть, обелить. Начать заново.

Туманов садится поудобнее обнимает мои голые ноги и укладывает на них голову. Сейчас он беззащитный и я могу растоптать его одним своим словом, знаю, мне это под силу. Но я сижу, как завороженная и слушаю его дыхание, даром опаляющее мою кожу.

Давай, же. Миленький. Сделай что-нибудь с этой тупой болью, терзающей изнутри нас обоих.

— Сначала я влюбился в твои волосы. Ты стояла ко мне спиной. Нет, не так. Ты стояла спиной ко всему миру и смотрела куда-то далеко. Ветер развивал твои светлые пряди и они манили меня. Я шел на них, как пес на поводке. А потом я почувствовал себя прыщавым подростком. Волновался, перед тем как заговорить с тобой, — Ярослав усмехается и меня снова обдает жаром его горячего дыхания.

По телу пробегает озноб, но Ярослав будто не замечает этого.

— А потом мы поехали на мотоцикле. Ты была рядом, крепко держалась за меня, даже не догадываясь, что там, внутри, дребезжат мои поджилки.

Его откровения режут без ножа. Полосуют по чувствительной коже. Чувствую, как подкатывают слезы, но я боюсь шелохнуться и выдать себя.

— Свет. В тебе было так много света, непорочности и искренности. Не знал, что бывают такие.

Боже, зачем? Чувства душат, терзают, испытывают на прочность. Как же больно…

— Разве можно было уцелеть и не полюбить тебя? — продолжает испытывать меня.

— Ты так говоришь, будто это какая-то болезнь, — стараюсь говорить тихо, чтобы Ярослав не расслышал прикатывающих рыданий.

Туманов поднимает голову и говорит хрипло:

— Любовь к тебе — это самое лучшее, что случилось со мной. В другой стране, за тысячи километров отсюда, я мечтал только об одном — быть рядом с тобой.

Внутри все вибрирует под стать грому и молнии. В темноте комнаты, позволив себе момент откровения, я протягиваю руки и беру лицо Ярослава в ладони.

Смотрю внимательно, хотя сложно что-то увидеть. Тени беззастенчиво гуляют между нами и прячут наши эмоции, жадно забирают их себе, оставляя нам только голос, который надламывается вместе с раскатами грома.

— Ты знаешь, что я любила тебя? — спрашиваю с мольбой.

Вдруг он не знал насколько больно сделал мне?

— Знаю, — отвечает тихо.

— Ты оставил после себя столько боли, Яр, — это не мой голос.

Или мой? Даже в нем слышна тонна сожаления и страдания.

— Я знаю, — покорно опускает голову и утыкается лбом мне в колени.

Мы молчим. Подбираю слова, хочу сказать ему так много, но все не то и не так. Будто не к месту больше и кажется ненужным.

— Ты знаешь, я в полной мере узнал, что значит фраза «любить и ненавидеть». Я обречен был полюбить тебя. А ненависть я придумал сам, пытался вымыть любовь, а получилось хуже. Ты любила не меньше, а я… мне нет оправдания. И прощения тоже нет, знаю. Но, Карасик, я никуда не уеду.

— Будешь просить прощения?

— Нет. Я знаю, что такое не прощают, поверь я возненавидел себя за нас двоих и вдоволь окунулся в это болото. Сейчас мне остается только одно — любить тебя. И даже если будешь гнать, не уеду. Это всё, Наташ. Больше никак без тебя.

Он стоит на коленях передо мной, как на исповеди. Оглаживаю пальцами его светлые брови, веду ниже, по колючим скулам, провожу по мягким губам. Ярослав машинально облизывает их и касается моего пальца.

— Обещаю, я заставлю тебя забыть обо всем. Я все сделаю, чтобы ты стала самой счастливой. Наташ, убери оружие, позволь доказать свою любовь. Я смогу, только дай шанс. Не гони, молю тебя, девочка моя.

Я опускаю голову, медленно приближаюсь к его лицу и выдыхаю ему в рот:

— Не выйдет ничего, Ярик, — провожу по нему губами и тут же чувствую, как Ярослава срывает.

— Ошибаешься. Не сейчас, но однажды. Однажды ты простишь меня и мы будем вместе. Потому что ни ты, ни я… мы уже никогда не сможем друг без друга.

Он поднимается и целует меня. Идет на грани, стараясь не нарушить мои ментальные барьеры. Целует трепетно, а у меня внутри скручивается клубок боли.

Как же хочется большего. Мало поцелуев и его тоже мало. Но я не нарушаю правил, практически целомудренно отвечаю ему, а после отстраняюсь. Большим пальцем стираю влагу с его нижней губы, встаю и покидаю нашу комнату откровений.

Едва голова касается подушки, я засыпаю.

Просыпаюсь, когда солнечные лучи ярко освещают спальню. Тихо встаю с кровати и иду на поиски Ярослава.

Он ушел. Его комната пуста, постель заправлена, вещей в ванной нет. Неужели все, что было вчера, мне привиделось? Такое может быть?

Лишь пучок свежей мяты, на котором не высохли дождевые капли, стоит в стакане рядом с вчерашним букетом ослинника и напоминает о том, что все, что было вчера, не плод больного воображения.

Он был здесь и говорил мне слова любви.

И принес мяту.

Я вдыхаю ее яркий аромат и растягиваюсь в улыбке.

Глава 20