Пенни Джордан - Искусство притворства Страница 25

«Но в этом нет ничего страшного!» — решительно сказала себе Лиззи.

Ведь она не собирается признаваться ему в любви. Настанет время, она соберет свои вещи, завернет свою любовь в плотную ткань памяти и увезет ее с собой. Ее любовь принадлежит ей, и если она хочет беречь и лелеять ее и всюду возить с собой, то это ее личное дело, разве не так? Она достаточно взрослый человек и поэтому не будет примешивать свои личные чувства к деловым отношениям. Илиос ей заплатил — не за то, конечно, чтобы она с ним спала, но за то, чтобы она вышла за него замуж.

И зачем он предложил Лиззи поехать с ним? Илиос не знал ответа или, скорее, не хотел знать.

В ту ночь, когда они с Лиззи стали любовниками, отношения их кардинально изменились. И сам он изменился тоже. Илиос знал, что люди, общающиеся с ним, считают его твердым и властным, но жесткие требования, которые он предъявлял к другим, не могли сравниться с требованиями, которые он предъявлял к себе.

Уложив Лиззи в постель, он нарушил свои правила, а этого уже было достаточно. И, зная, что они никак не предохраняются, он все-таки продолжал — и это беспокоило его больше всего. Он не мог понять самого себя. Ведь он мог остановиться. Его мозг послал ему предупреждение, и он принял этот сигнал. Тогда почему? Потому что достиг той точки, такого возбуждения, что уже не смог сдержать себя? Но ведь ему тридцать шесть лет, черт возьми! Он уже не мальчик. И теперь этот вопрос точил его изнутри. Он был как камешек, попавший в ботинок. Он требовал внимания, требовал ответа.

Почему, осознавая свои действия и понимая, на какой риск он идет, имея возможность остановиться, Илиос не сделал этого? Почему намеренно продолжал, зная о том, чем это может кончиться? Его жизнь была распланирована — и дорога впереди ясна. Беременность Лиззи не входила в его планы. Ни для нее, ни для ее ребенка не было места в его будущей жизни. И теперь, когда ему явно надо было дистанцироваться от Лиззи, он приглашает ее провести вместе с ним целый день.

«Это будет и раем, и адом», — признавала Лиззи. Что случилось с ее решимостью бороться со своими чувствами? «Я преодолею их, — уверила себя Лиззи. — Но сегодня я позволю себе радоваться и блаженствовать, ведь я буду рядом с ним».

Конечно, внешне она будет вести себя так, будто Илиос — обычный клиент, заказавший у нее дизайн внутренних помещений. И теперь они едут смотреть дом, где ей предстоит работать. Илиос, конечно, не собирался просить ее заняться отделкой виллы Манос, но ради самой себя Лиззи должна помнить о том, зачем он женился на ней. Как только Илиос решит, что их брак выполнил свою задачу, она уедет домой, и их супружество закончится.

Через полчаса после завтрака она вошла в гостиную, одетая в свою «профессиональную униформу» — джинсы и белую футболку. Джинсы, однако, были новыми — из той коллекции, которая была ей привезена по распоряжению Илиоса, — и сшиты по последней моде.

Илиос, ожидавший ее в гостиной, тоже был одет в джинсы. Когда он повернулся к ней спиной, чтобы поставить чашку с кофе на поднос, Лиззи увидела его мускулистые, обтянутые джинсами ягодицы — и не смогла оторвать взгляд. Она со стыдом почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Неужели она прельстилась на мужское тело? С каких это пор? Но Илиос не был обыкновенным мужчиной. Он был мужчиной, в которого она была влюблена. И в Лиззи возникло желание подойти к нему, прижаться к этому совершенному телу — в надежде, что Илиос обернется и обнимет ее. И это желание было почти непреодолимым.

И не имело значения, что Илиос лег в кровать лишь после того, как она уснула, а утром встал рано, пока она еще спала, таким образом дав ей понять, что не желает продолжения их интимных отношений. Она была влюблена в него, и в этом был один положительный момент — теперь ей не надо было бояться своего желания. Понимание того, что она любит его, в корне меняло ситуацию. Лиззи больше не беспокоилась о том, что Илиос разгадает ее чувства.

Изобразив сверкающую деловую улыбку на лице, она непринужденно спросила Илиоса:

— Скажи, пожалуйста, интерьеры виллы Манос тоже скопированы с виллы Эмо, как и фасад?

И снова он задался вопросом: почему ни разу после их близости Лиззи не упомянула о том, что произошло? Ни взглядом, ни словом. Потому что она жалеет о случившемся? Потому что ее сексуальное желание, получив удовлетворение, исчезло без следа? И то и другое должно было бы обрадовать его, и все же у него оставалось ощущение неудовлетворенности. Ему казалось, что между ними остался нерешенный вопрос, и он хотел…

Чего он хотел? Снова завлечь ее в постель и повторить свой бездумный поступок? Увеличить шансы того, что она забеременеет? Сердце его бешено забилось в груди. Но это оттого, что Лиззи могла забеременеть. И больше причин так волноваться у него нет. Если только…

Илиос заставил себя сконцентрироваться на вопросе, который задала ему Лиззи.

— И да и нет, — ответил он. — Интерьер такой же и не такой — ты сама увидишь. Однако скажу, что дед мой в отделке интерьера использовал идеи Палладио, который считал, что главное в архитектуре — это уравновешенность и чувство гармонии. Внутренние помещения виллы представляют собой классический квадрат, поделенный на шесть комнат. Две стороны холла, например, представляют собой комнаты шестнадцать футов в ширину и двадцать семь футов в длину каждая. — Он помолчал, подозревая, что Лиззи пропускает его слова мимо ушей, но, взглянув на ее лицо, понял, что она внимательно слушает его.

— Он создал пропорции шесть к десяти, — согласилась она. — Идеальные числа в архитектуре Ренессанса. Я читала, что здания, построенные Палладио, — это застывшая музыка.

Илиос одобрительно кивнул:

— Греческие корни сильно притягивали моих предков. А что касается виллы Манос, то между двумя маленькими комнатами — теми, о которых я уже упоминал, выходящими на запад и восток, — находятся еще четыре комнаты, которые, вместе взятые, имеют все те же, любимые Палладио, геометрические пропорции. Тебе нравится этот архитектор?

— Я восхищаюсь им. Его невозможно не любить, если ты любишь классическую архитектуру. — Лиззи улыбнулась. — Когда мои родители умерли, я раздумывала над тем, не пойти ли мне учиться на архитектора. В итоге я выбрала другую профессию, но, работая дизайнером, не раз убеждалась, как важно разбираться в конструкции здания. Поэтому… Что с тобой? — спросила она, когда увидела, как помрачнело его лицо.

С большой неохотой Илиос произнес:

— Мой отец был архитектором, и ребенком я мечтал последовать по его стопам — строить современные здания, воспевая стиль Палладио, основываясь на его принципах. Конечно, у нас не было денег… Хунта установила такие огромные налоги и штрафы для тех, кто ей противостоял, что это в конце концов разорило отца. Мы стали нищими. Он наблюдал за тем, как вилла Манос разрушается, приходит в упадок, и не мог ничего поделать. Но и победа над хунтой оказалась для него пирровой победой. Когда хунту свергли, у него не осталось никакого имущества, которое он мог бы продать или заложить, и, конечно, не было денег на мое образование. Моя мечта не исполнилась, архитектором я так и не стал. А отец… Он любил виллу больше, чем людей.